Вернемся в нашу «лавку смешных ужасов».

Жупел № 1. Будут ли ущемлены права нерусских народов и вызовет ли это гражданскую войну?

Сразу же, без долгих рассуждений, можно ответить на вторую часть вопроса. Нет, даже если права нерусских народов (в том числе коренных) будут ущемлены, гражданской войны это не вызовет. Введение жестко этнократических режимов не повлекло за собой гражданскую войну ни на Украине, где украинцев в 1989 году было всего 56%, ни в Казахстане, Латвии и Эстонии, где титульные народы занимали от 42 до 46% населения. Тем более смешно даже предполагать гражданскую войну в России, где русских более 80%. И зачем пугать нас гипотетической гражданской войной, когда самая настоящая этническая гражданская война, вызванная этнодемографическим дисбалансом, уже идет в России с 1991 года: это русско-чеченская (назовем ее своим именем) война. Которую, по моему убеждению, Кремль вчистую проиграл, а русский народ теперь морально и материально за этот проигрыш расплачивается. Но таких регионов, в которых налицо резкий этнодемографический дисбаланс, несущий в себе смертельные этнополитические угрозы для страны, в России не так уж много: Чечня, Ингушетия, Тува, Дагестан. Из них по-настоящему опасны только первые три (в Дагестане действуют сильные сдерживающие факторы-противовесы). Но все дело-то в том, что Русское национальное государство не предполагает наличия Чечни, Ингушетии и Тувы в своем составе (см. карту «Русская Россия»). Таким образом, наиболее пугающая часть жупела № 1 должна быть сразу отведена.

Значит ли сказанное, что РНГ захочет и сможет пуститься во все тяжкие и объявит всех нерусских (инородцев) гражданами второго сорта или, допустим, взыщет с национальных регионов, а еще лучше – и с республик СНГ и Балтии, колоссальные средства, перераспределенные им за счет почти векового русского принудительного донорства? (Это донорство было умышленно возложено на русский народ коммунистами на Х съезде РКП (б) в 1921 году и – что греха таить – не отменено и по сей день.)

Нет, я так не думаю.

Национальные государства исповедуют, как правило, простой принцип: людям в угоду, да не самим же в воду. То есть, права человека обязательно должны соблюдаться, если они не противоречат правам государствообразующего народа. Ограничение чьих-то прав данной формулой не предусмотрено, она всего только защищает права того народа, от благополучия которого зависит благополучие всей страны. Это разумно и справедливо. Соблюдение прав и интересов русских (сегодня они вообще не соблюдаются) вовсе не означает попрание таковых у всех остальных, до тех пор, пока кто-то не создаст угрозу государствообразующему русскому народу.

Вернемся к образцовому документу – украинской Конституции. В ней, как уже подчеркивалось, четко зафиксировано разделение всего населения Украины на три категории: украинская нация, «а также» коренные народы и национальные меньшинства. Понятно, что формулировка «а также» логически исключает две последние категории из состава украинской нации, а значит речь идет именно об украинской этнонации (в нашем случае ее место занимает русская этнонация). Пример Украины ободряет и обнадеживает: это совсем не страшно и не нарушает общепризнанных норм международного права. Необходимо внести соответствующие формулировки и в отечественную Конституцию.

Чем конкретно обернется такое разделение «а-ля Украина» для нерусских народов, будучи реализовано в Русском национальном государстве? Тут возникает интересная правовая коллизия.

Юридический статус и права национальных меньшинств сегодня регулируют два документа: 1) Рамочная Конвенция о защите национальных меньшинств, принятая Комитетом Министров Совета Европы 10 ноября 1994 года, а также 2) Конвенция об обеспечении прав лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам, принятая в рамках СНГ 21 октября 1994 года. Как ни странно, первая вообще не дает никакого определения самому предмету: что такое национальное меньшинство. А вторая определяет эту общность так: «лица, постоянно проживающие на территории одной из Договаривающихся Сторон и имеющие ее гражданство, которые по своему этническому происхождению, языку, культуре, религии или традиции отличаются от основного населения Договаривающейся Стороны» (статья 1). Такова единственная международно признанная правовая норма. Если применить ее к России, сразу же обнаружатся противоречия: ведь титульные национальности в большинстве республик РФ вовсе не составляют большинства «основного населения» (например, якуты, башкиры и др.), однако и назвать их национальным меньшинством в международно-правовом смысле, т. е. группой, требующей особой защиты, – невозможно. Или: как юридически определить массы мигрантов, не имеющих российского гражданства и не подпадающих под определение нацменьшинства? И т.д.

Как видно, недаром ни Конвенция СНГ, ни Рамочная Конвенция не являются документами прямого действия и не носят обязательного характера в силу своей слишком явной теоретической ущербности.

Есть юридическое определение и у коренных народов: они являются «потомками тех, кто населял страну или географическую область, частью которой является данная страна, в период ее завоевания или колонизации или в период установления существующих государственных границ, и которые, независимо от их правового положения, сохраняют некоторые или все свои социальные, экономические, культурные и политические институты».[16] Но и это определение хромает на обе ноги, поскольку, к примеру, евреи, отмеченные на территории современной РФ еще со времен Хазарского каганата, являются коренным народом Палестины, но не России. И т.д.

Итак, налицо юридический тупик, порожденный некорректными терминами, которые «не работают» в реальной политике. Смыслы выражений «национальные меньшинства», «малочисленные народы», «коренные народы» – плохо дифференцированы, их употребление лишь порождает недоразумения. Достаточно, скажем, поставить вопрос, следует ли русских на Украине отнести к коренным народам или к национальным меньшинствам, как тут же получаем наглядную юридическую коллизию. Или: могут ли русские вообще где-либо на территории России оказаться национальным меньшинством (например, в Туве, Дагестане)? Или: как определить, чем отличается такое национальное меньшинство, как азербайджанцы, коих в России до 3 млн. человек, от такого национального меньшинства, как алеуты, коих всего-навсего 600? Ведь очевидно, что такие разные группы не могут покрываться одним термином. И т.д.

Между тем, на практике, в том числе в юридическом сообществе, сложилось гораздо более адекватное словоупотребление и понимание (оно-то как раз и отражено в Конституции Украины, которая предусмотрительно подписала Конвенцию СНГ с оговоркой «с учетом законодательства Украины», имеющего приоритет перед международными договорами). А именно: все народы, населяющие страну, кроме единственного государствообразующего, зачисляются в категорию либо национальных меньшинств, либо коренных народов – в зависимости от всего лишь одного, но очень существенного признака. У коренных народов, какова бы ни была их численность, нет своей суверенной государственности вне страны проживания. А у национальных меньшинств, пусть они даже исчисляются миллионами или являются мигрантами, такая государственность есть. Поэтому, к примеру, многочисленные азербайджанцы России (безразлично, граждане или неграждане) – национальное меньшинство, но не коренной народ. А алеуты – коренной народ, хоть и малочисленный, но не национальное меньшинство.

Усвоив это разделение, вполне простое и понятное даже неюристу, мы автоматически понимаем, что наделение обеих названных категорий населения равными правами, в т. ч. избирательными, – решительно недопустимо, ибо противоречит принципу справедливости. Потому что если какие-то порядки в государстве не нравятся представителям национальных меньшинств, они имеют право и возможность (!) отправиться в собственное национальное государство, чтобы там привести к своему идеалу образ жизни и правления своего народа. У коренных народов, напротив, такой возможности нет, их никто нигде не ждет и бежать из России им некуда. Поэтому они должны иметь исключительное право на участие в политической жизни страны, и это право должно быть защищено от вмешательства иных народов. Образно говоря, коренные народы – хозяева в доме, где других хозяев быть не должно.

Это значит, что все коренные народы РНГ, включая русских, должны быть совершенно равноправны; но – не национальные меньшинства. Их возможность вмешиваться в устои, в жизнь коренных народов, влиять, воздействовать на нее, должна быть ограничена. Разумеется, по такому важному вопросу потребуется референдум, но мне думается, что большинство примет верное, справедливое решение, которое будет закреплено конституционным законом «О гражданстве». При этом никто, само собой, не собирается посягать на права национальных меньшинств в остальных сферах жизнедеятельности, например, в культуре, быту и т. д.

Исходя из принципа равноправия для всех коренных народов, следует, далее, либо все компактно проживающие народы (тех же алеутов, к примеру) наделить национально-территориальным самоуправлением, либо вовсе ликвидировать национально-территориальное деление России в его современном виде. Поскольку первое очевидно невозможно, остается второе. Федеративное устройство нашей страны давно поражает наблюдателей своей абсурдностью, и переход к унитарному государству не вчера поставлен в повестку дня[17]. Почему 21 народ России (за вычетом, между прочим, государствообразующего) оказался наделен эксклюзивными правами и возможностями, которых лишены остальные сто с лишним народов? С этим наследием сталинской национальной политики, грубо противоречащим ст. 19 действующей Конституции России, давно пора покончить. Опасность для страны от перехода в унитарное состояние намного меньше, чем от закрепления состояния федеративного. Правда, вначале придется решить вопрос о сецессии взрывоопасных Чечни, Ингушетии и Тувы, необходимость чего обоснована выше. В случае успешного решения этой проблемы можно будет не опасаться затем никаких потрясений в обозримой перспективе.

Жупел № 2. Вернется ли РНГ к империалистической политике, сопряженной с милитаризацией (вплоть до «пушки вместо масла») и внешней агрессией? Упрек в имперских амбициях по адресу русских националистов весьма популярен, благо пока еще у нас достаточно провокаторов или искренних недоумков, подбрасывающих дрова в костерок недоверия к нам.

Однако, по наблюдениям историков, социологов и политологов, как в руководящих кругах русского движения (в основном), так и в массах русского народа вызрело если не полное понимание, то полное ощущение невозможности и нежелательности возврата к имперской политике. Совершенно адекватно поняли и описали ситуацию, на мой взгляд, Татьяна и Валерий Соловей:

«На рубеже XX – XXI веков радикально изменились отечественный и мировой контексты, соответственно радикально изменился исторический смысл русского национализма.

Россия более не существует как империя. Реанимация последней абсолютно невозможна. Имперская идентичность разрушилась еще в Советском Союзе, причем ее разрушение было причиной, а не следствием гибели СССР.

В ходе советской истории произошла также безвозвратная деактуализация русского мессианского мифа – идеи особого предназначения русских и России в эсхатологической перспективе, которая составляла «красную нить» национального бытия на протяжении последних нескольких столетий. В более широком смысле в современной России никакие трансцендентно мотивированные и предполагающие самопожертвование культурные и идеологические системы не обладают массовым мобилизационным потенциалом.

Исчерпанность морально-психологических и социокультурных ресурсов коррелирует с беспрецедентным биологическим упадком русского народа. Главная проблема России – не дефицит экономической, технологической или военной мощи, а биологический и экзистенциальный кризис, к чему стоит добавить угнетающую интеллектуальную деградацию общества и элит…

Мы наблюдаем исторический сдвиг поистине грандиозных масштабов: ценность и идея Империи, русский мессианизм, составлявшие доминанту русского сознания и главный нерв национального бытия на протяжении без малого четырехсот лет, сданы в архив. Русские перестали быть имперским народом – народом для других, закрыта героическая, славная и страшная глава нашего прошлого. И это несравненно более кардинальное изменение, чем политические и экономические пертурбации последних полутора десятков лет»[18].

Самого пристального внимания заслуживают также оценки и наблюдения Леонтия Бызова, главного аналитика социологической службы ВЦИОМ, который утверждает, что мы являемся сегодня свидетелями фронтальной смены всей духовно-политической парадигмы русского народа, когда некие константы, веками подпитывавшие русскую политическую теорию и практику, просто-напросто перестают существовать, теряют всякую действенность. Среди этих констант едва ли не на первом месте – имперский психокомплекс. Выступая на конференции по русскому вопросу в Свято-Даниловом монастыре весной 2007 года, Бызов, в частности, заметил: «Сегодня распад советской империи просто не оставляет нам иных вариантов, кроме как постепенно становиться национальным государством. Однако и эта тенденция носит неоднозначный характер. Если в 1990-е годы многим казалось что идея империи, великой державы окончательно умерла не только политически, что проявилось в распаде СССР, но и в умах и душах людей, больше озабоченных своими собственными делами, чем величием и амбициями государства, то в последнее десятилетие идея державы стала явно получать второе дыхание. Сегодня для 60% тех, кто называет себя русскими патриотами, патриотизм – это, в первую очередь, "возрождение России как великой державы”, и только для 35% – в первую очередь, защита прав и интересов русских как в самой России, так и за ее пределами. Но и между "русской державой” и "империей" также нельзя ставить знак равенства. Происходит какой-то синтез национального государства и империи».

Наконец, как активный участник и идеолог русского движения с 1991 года я сам готов засвидетельствовать правоту названных выше коллег. Мне много раз приходилось, в том числе в весьма жесткой форме, возражать против попыток реанимировать имперский вариант патриотизма, сравнивая эти попытки с подстреканием старца к женитьбе на молодухе, чем могут заниматься только корыстные наследники. В книге «Россия – для русских!» самый многостраничный раздел так мной и озаглавлен: «От Российской империи – к Русскому национальному государству». Неоднократно приходилось утверждать устно и письменно, что история заставляет нас сделать непреложный вывод: «Абсолютно все, что консервирует у русского народа имперскую психологию или ее рудименты – прилегающие к имперскому сознанию идеи и идейки, необходимо без всякого сожаления похоронить. И не эксгумировать по крайней мере до тех пор, пока русские не восстановят динамику рождаемости по образцу конца XIX – начала ХХ вв.»[19]. В своей последней книге «Этнос и нация» («Книжный мир», 2007) я посвятил немало места критике захватнической политики царей из немецкой ветви Романовых, начиная с Екатерины Второй, действовавших по династическим, а не по русским национальным соображениям, и нагрузивших русский этнос такой имперской ношей, снести которую ему уже в ХХ веке стало не под силу[20]. Я полностью разделяю и поддерживаю тезис Солженицына: «Восстановить империю – значит окончательно похоронить русский народ».

После всего сказанного полагаю, что правительства бывших республик СССР, а равно и тех стран, которые думают, что это их касается, могут спать спокойно. Национальная русская Россия никакой иной народ присоединять к себе силой никогда больше не станет.

Отказ от имперской политики, сознательный, окончательный и бесповоротный, ни в коей мере не означает, однако, отказа от борьбы за воссоединение разделенных народов России: русского, осетинского и лезгинского. Никакое национальное государство не станет мириться с тем, что часть его народа, в особенности – государствообразующей нации, отрезана «по живому», да еще произвольными, заведомо несправедливыми границами. Но, как я уже писал в предыдущей публикации, для воссоединения разделенных народов существует вполне мирный путь в полном соответствии с международным правом[21]. Не стану повторяться. Этот путь ничего общего не имеет с имперским строительством: чужого нам не нужно, но свое мы обязаны вернуть.

Мои благостные прогнозы, исходящие из собственных интенций РНГ, к сожалению, не могут распространяться на проблему милитаризации, поскольку тут вступают в действие внешние факторы, нимало не зависящие от нашей доброй воли. Россия, побежденная в «холодной» мировой войне, уже испытала все «горячие» последствия поражения, но еще не достигла, с точки зрения победителей, оптимума своего падения. Ее недра еще не в такой степени принадлежат победителям, а ее внешнеполитическая позиция не столь зависима, как им бы хотелось. На наше счастье война в Ираке и Афганистане связывает руки «последнему суверену» и обеспечивает нам передышку. О том, что эта передышка временная, свидетельствует весьма многое – взять хотя бы события на Украине и в Грузии, или своеобразное «приглашение на казнь» – настойчивые попытки добиться подписи России под так называемой «Энергетической хартией» и т. д. Мечта российской политической элиты влиться в состав мирового правительства, потеснив там представителей «сионо-масонских кругов», и порулить немного Земшаром, как они рулят Россией[22], так и осталась мечтой убогих бедных родственников, которых не принято пускать дальше комнат для прислуги. Отрезвев, Кремль принял единственно верное в данных условиях решение: укрепить суверенитет России, сделав ставку на ее недра как главный инструмент внешней политики. Однако заменить ядерные кнопки нефтегазовыми заглушками невозможно по той простой причине, что эти заглушки должны быть надежно защищены этими кнопками. Одно, увы, крепко увязано с другим. Курс на укрепление суверенитета неизбежно влечет за собой милитаризацию. «Si vis pacem – para bellum»: другого закона в таких делах человечество пока не знает. Так что милитаризация нам обеспечена в любом случае, за исключением безоговорочной капитуляции а-ля Козырев, и строительство РНГ тут совершенно не при чем.

Жупел № 3. Итак, возврата к СССР, а тем более к Российской империи в РНГ не будет. Но, может быть, нас ждет возврат к социализму?

По моим наблюдениям, все дебаты о социализме (в том числе, о национал-социализме) давно бы прекратились, если бы спорящие договорились об основном термине[23]. Беда в том, что социализм как доктрину и строй часто путают с социальными гарантиями и понятием социального государства (коим, к сведению читателя, Россия и так должна являться, согласно ст. 7 ее собственной Конституции).

Скажу сразу: социальные гарантии в РНГ будут, а социализм – нет.

Мне уже пришлось потратить много времени и умственной энергии для проработки этого вопроса и пропаганды основного вывода: русский национализм на данном этапе не совместим с национал-социализмом. Неоднократно в разных СМИ и сборниках, начиная с 1995 года, выходили мои статьи, посвященные развенчанию национал-социалистического проекта: «Национал-капитализм», «Уроки Гитлера», «Национализм против социализма», «Нужен ли русским национал-социализм?» и т. п. В них доказывается, во-первых, что опыт Германии 1930-х лишь в малой степени применим к России рубежа XX – XXI веков; во-вторых, что национал-социализм в гитлеровской Германии на поверку оказывается национал-капитализмом; в-третьих, что в социализме вообще ничего хорошего нет, этот дефективный социально-экономический проект, основанный на искусственном, насильственном перераспределении общественного продукта, – не более чем опасная мечта; а в-четвертых, что немногие наиболее развитые страны сегодня избирательно воплощают отдельные черты национал-социалистического проекта, но путь к нему лежит исключительно через лидерство в построении национал-капитализма и беспощадную эксплуатацию остальных стран и народов всего мира. Как весьма точно и выразительно писал Борис Поршнев: «Социально-исторические системы, наблюдаемые нами на «переднем крае» человечества, существуют и развиваются лишь благодаря всасыванию дополнительных богатств и плодов труда из всего остального мира и некоторой амортизации таким способом внутреннего антагонизма. Этот всемирный процесс перекачки в эпохи рабства, феодализма и капитализма лишь иногда (при первой и третьей) выступал в виде прямого обескровливания метрополиями и империями окрестных «варваров» или далеких «туземцев» в колониях. Чаще и глубже – перекачка через многие промежуточные народы и страны как через каскад ступеней, вверху которого высокоразвитые, но и высокоантагонистичные общества переднего края. Ниже – разные менее развитые, отсталые, смешанные структуры. А глубоко внизу, хотя бы и взаимосвязанные с внешним миром, в том числе с соседями, самыми скудными сделками, но вычерпанные до бесконечности и бесчисленные в своем множестве народности пяти континентов – почти неведомое подножие, выдляющее капельки росы или меда, чтобы великие цивилизации удерживались. Насос, который непрерывно перекачивает результаты труда со всей планеты вверх по шлюзам, – это различия в уровне производительности труда и в средствах экономических сношений»[24]. Такова цена, которую платим все мы – весь мир – за «национал-социализм» развитых стран.

Вполне понятно, что в ближайшем обозримом будущем России, даже если она преобразуется в РНГ, не угрожает возможность присоединиться к ним, чтобы пить мед, выработанный остальным человечеством. Но особо отмечу также, что счастье приоб­щения к иждивенческому, паразитарному «национал-социализму по-империалистиче­ски» не так уж безопасно: пример Швеции показывает, что оно чревато промышленным застоем, бегством капитала, массовой депрессией, максимальным падением рождае­мости и максимальным же ростом самоубийств. Своими опаснейшими «социалистическими» болячками обросли и другие мировые лидеры, просто мы об этом мало говорим.

Вместе с тем, повторюсь, у России достаточно ресурсов, чтобы, не эксплуатируя иные, менее развитые народы, собственными силами осуществить то, что авансом обещает нам российская Конституция: стать социальным государством, «политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека» (ст. 7). Понятно всем и каждому, что сделать этого не удастся, если не пересмотреть итоги ельцинской приватизации в части, касающейся природных ресурсов, монополий (в том числе спиртной) и стратегических производств. Однако национализация данных отраслей – это никакой не «социализм». Это лишь необходимое условие осуществления социальных гарантий.

Гарантиям – да, социализму – нет.