В «Повести непогашенной луны» Бориса Пильняка легендарный командарм Гаврилов гибнет в результате неудачной операции, сделанной по настоянию некоего «человека с усами». Современники сразу же опознали в первом Михаила Фрунзе, а во втором – Сталина. Политбюро признало повесть «контрреволюционным и клеветническим выпадом». Весь тираж 5-го номера «Нового мира» за 1926 год с этой публикацией конфисковали. Сам Пильняк, несмотря на покаянное письмо, расстрелян 21 апреля 1938 года. На чем основана эта гипотеза устранения Фрунзе и насколько она имеет право на существование? Разобраться в этом отчасти помогают дневниковые записи жены генерала А. А. Брусилова – Н. В. Брусиловой-Желиховской.

31 октября 1925 года, в день смерти наркомвоенмора, Надежда Владимировна Брусилова-Желиховская оставляет в дневнике такую запись: «Сегодня утром умер М. В. Фрунзе. Этого давно все ждали, так как болезнь его, по отзывам врачей, была очень серьезна (его на днях оперировали очень неудачно). Алексей Алексеевич (Брусилов. – Прим.ред.) очень жалел этого человека, так как много раз я слышала от него, что он ему очень симпатичен... Сегодня звонили из газеты «Правда», прося отзыва Алексея Алексеевича о военных заслугах Фрунзе. Он велел мне ответить, что не может касаться этой стороны дела, совершенно не зная ее, так как в Гражданской войне не участвовал, но что очень сожалеет о кончине этого незаурядного человека».

Все глядят в Наполеоны

И Надежда Владимировна, и ее муж сильно не любили большевиков, мечтая о том, чтобы их сверг какой-нибудь Бонапарт, восстановив историческую Россию, пусть даже без императора, но зато уж точно и без Третьего интернационала. Они видели потенциального Бонапарта в любом понравившемся им военном. В том числе во Фрунзе и Котовском.

Фото: РИА НОВОСТИ

 Слухи о том, что Фрунзе и Котовский собирались отделить Украину от СССР и соединить ее с Бессарабией, воспринимались четой Брусиловых как доказательство их стремлений создать жизнеспособное антикоммунистическое государство, к которому постепенно присоединятся остальные части бывшей Российской империи. В действительности эти слухи скорее всего отражали реально существовавший в Кремле план по присоединению Бессарабии. Для этого войска Котовского и Фрунзе, командовавшего тогда войсками Украины и Крыма, должны были временно «выйти из повиновения», быстренько, без официального объявления войны разбить румынскую королевскую армию и, благополучно присоединив Бессарабию к Украине, вернуться в состав Красной армии и СССР.

В сентябре 1924 года в Бессарабии действительно вспыхнуло инспирированное советскими агентами Татарбунарское восстание. Однако оно не встретило поддержки румынского большинства населения Бессарабии и было быстро подавлено.

Супруги Брусиловы готовы были ради воплощения своих мечтаний простить Фрунзе и Котовскому и атеизм, и борьбу против царского правительства. А стоило Котовскому похвалить Фрунзе, а заодно и своих «червонных казаков», как генералу Брусилову пригрезилась подготовка к походу на Москву. Он даже намекнул, что одобряет планы Котовского и Фрунзе. И хорошее отношение Фрунзе к бывшим офицерам и генералам царской армии, служившим у большевиков «военспецами», также истолковывалось как стремление восстановить «национальную» армию.

Между тем и Троцкий, и Фрунзе рассматривали привлечение в Красную армию царских офицеров как временную необходимость, пока не подрастут свои, «пролетарские» командные кадры. Сразу после окончания Гражданской войны царских офицеров и генералов стали массово увольнять с командных должностей в войсках, а с середины 20-х – вообще из армии, оставляя в лучшем случае преподавателями академий, институтов и военных школ.

Несчастный был человек

6 ноября 1925 года Брусилова-Желиховская написала в дневнике: «Мне хочется записать для памяти несколько подробностей об умершем Михаиле Васильевиче. Издали, со стороны, по слухам я знаю, какой несчастный это был человек, и кажется мне, что он подлежит совсем иной оценке, чем другие его «товарищи» по сумасшедшим и преступным политическим бредням. Мне очевидно, что возмездие, карма ярко выявилась на его судьбе. Год назад его любимая девочка, кажется, единственная дочь, по детской неосторожности выколола ножницами себе глаз. Ее возили в Берлин для операции и еле-еле спасли второй глаз, едва не ослепла окончательно. Отец и мать были сильно потрясены этим случаем. Когда мы вернулись в июле из-за границы, нам рассказывали, что Фрунзе сильно болеет и что ему очень повредили ушибы, полученные при автомобильной катастрофе. Это было на шоссе около санатория «Узкое». Он вылетел и со всего размаха ударился о телеграфный столб. Многие подозревали злой умысел в этой катастрофе. С тех пор он не поправлялся. Жил долго в Крыму, так как жена его в чахотке и севера даже летом не переносит. Его одного только недавно привезли в Москву и после ряда консилиумов решили делать операцию. Мы слышали, что в этом решении был нажим от кого-то из властей. Судя по официальным бюллетеням, выпотрошили его настолько основательно, что, конечно, жить он не мог. А между тем мы видели нескольких врачей, которые утверждают, что без операции он еще мог бы жить долго. Конечно, на очень строгой диэте и при соблюдении некоторых врачебных условий. Когда он умер, то выписали несчастную больную жену, и вчера на похоронах, говорят, она ни идти, ни стоять не могла и ее несли на носилках. Какой ужас. Какая трагедия...»

По мнению Брусиловой-Желиховской, и Котовского, и Фрунзе Сталин и другие большевистские вожди убили за их национализм и скрытое противостояние диктуемой евреями политике Третьего интернационала. Первого – с помощью наемного убийцы. Второго – посредством хирургической операции. Что касается Котовского, то его устранил соратник по одесскому уголовному подполью Меер Зайдер, бывший содержатель публичного дома, в корпусе Котовского работавший начальником охраны сахарного завода. Зайдеру дали 10 лет, но через два года выпустили «за примерное поведение».

Перечитывая Пильняка

В декабре 1934 года в Праге Надежда Владимировна Брусилова-Желиховская, перечитав «Повесть непогашенной луны», пишет в дневнике: «Кто был Мих. Вас. Фрунзе?! – националист чистой воды, простой русский человек, увлеченный утопией социализма на благо русского народа настолько сильно, что готов был пролить кровь и проливал ее со зверской энергией во время Гражданской войны. Но чем дальше, тем больше он задумывался и стал подозревать неладное, проникающее из-за границы и завладевающее русской землей, русскими богатствами в ущерб русскому народу для процветания безбожного всемирного Интернационала... Однажды он спросил Ал. Ал.: «А Вы могли бы сесть на лошадь, генерал? Как Ваша нога?». Что подразумевалось под этим вопросом? В тот день Ал. Ал. мне сказал, усмехаясь: «Он очень популярен в Бессарабии и на Украине. Не хочет ли он проверить, насколько и мое имя сохранилось в населении на юге, посадив меня на лошадь, как предводителя?.. Куда он гнет?.. Он как-то сказал мне: «Вы можете еще много сделать»...

Далее Надежда Владимировна делает следующий вывод: «Москва со всемирным Интернационалом претила душе Фрунзе. И Кремль, догадавшись об этом, испугался его популярности и решил его обезвредить, замаскировав его смерть операцией; его зарезали или задушили хлороформом, судя по описанию Пильняка. Вскоре затем был убит и Котовский с официальным объяснением, что из-за какой-то женщины, а также врали, что это была месть за погромы еврейские. Все это была ложь. Никакой женщины с ревнивым мужем не было и никаких погромов он не устраивал, а был убит наемной рукой только совсем иного сорта, не нашего русского. Он был нежелателен интернациональным властям. Местное население его любило и оплакивало. Евреи очень добродушно к нему относились, ибо надеялись, что он водворит порядок и травля их остановится».

Итак, Брусилова-Желиховская считает, что оба были убиты. Что же касается Сталина, то его вдова Брусилова характеризует следующим образом: «Необразованный кинто, тупой, упрямый грузин, связанный с Фрунзе старой партийной работой и любивший его как товарища. Судя по рассказу Пильняка, он тяжело пережил эту смерть. Пожал его мертвую руку, сказал: «Прощай, брат» и помчался со страшной скоростью в машине за город, чтобы забыться, заглушить совесть, привести свои мысли в порядок... Всех националистов удаляют – это бросается в глаза. Из прежних людей один Буденный удержался, но он добродушен и глуп – никому не опасен».

Надеясь на настоящее лечение

Вопреки распространенному мнению на роковой операции настаивали не Сталин и Политбюро, а сам Михаил Васильевич. Вот что писал Фрунзе жене Софье Алексеевне в Ялту: «Я все еще в больнице. В субботу будет новый консилиум. Боюсь, как бы не отказали в операции». Но на консилиуме решили делать операцию. Михаил Васильевич пишет жене, что этим решением удовлетворен. Он полон оптимизма и верит, что врачи «раз и навсегда разглядят хорошенько, что там есть, и попытаются наметить настоящее лечение». Он надеется после операции полноценно жить и работать.

В протоколе вскрытия, которое провел известный хирург А. И. Абрикосов, читаем: «Поверхностные изъязвления различной давности выхода желудка и верхней части двенадцатиперстной кишки, фиброзно-пластический перитонит в области выхода желудка, области печеночно-двенадцатиперстной связки, области слепой кишки и области рубца старой операционной раны правой подвздошной области. Острое гнойное воспаление брюшины.

Паренхиматозное перерождение мышцы сердца, печени, почек.

Ненормально большая сохранившаяся зобная железа. Недоразвитие (гипоплазия) аорты и крупных артериальных стволов. Рубец стенки живота в правой подвздошной области и отсутствие червеобразного отростка после бывшей операции (1916 г.).

Заключение. Заболевание Михаила Васильевича Фрунзе, как показало вскрытие, заключалось, с одной стороны, в наличии круглой язвы двенадцатиперстной кишки, подвергшейся рубцеванию и повлекшей за собой развитие рубцовых разрастаний вокруг двенадцатиперстной кишки, выхода желудка и желчного пузыря; с другой стороны, в качестве последствий от бывшей в 1916 году операции – удаления червеобразного отростка имелся старый воспалительный процесс в брюшной полости. Операция, предпринятая 29 октября 1925 года по поводу язвы двенадцатиперстной кишки, вызвала обострение имевшего место хронического воспалительного процесса, что повлекло за собой острый упадок сердечной деятельности и смертельный исход. Обнаруженные при вскрытии недоразвитие аорты и артерий, а также сохранившаяся зобная железа являются основой для предположения о нестойкости организма по отношению к наркозу и в смысле плохой сопротивляемости его по отношению к инфекции».

Михаила Васильевича Фрунзе обрекли на смерть скрытые патологии, проявившиеся в ходе операции. Выявить их ранее не представлялось возможным. Тут и неудачная операция по удалению аппендицита в 1916 году, и больное сердце, и увеличенный зоб. Объективно операция Фрунзе требовалась: уплотнения, возникшие в результате язвы, можно было ликвидировать только хирургическим путем. Роковым же стал застарелый локальный перитонит, вызвавший после операции острое гнойное воспаление брюшины, что спровоцировало повышенную нагрузку на сердце и его остановку. Ни перитонит, ни врожденное сужение сердечных артерий и аорты заранее обнаружить медицина того времени не могла. Спасти Фрунзе могли только антибиотики, но их тогда не было.

Без операции Фрунзе, вероятно, прожил бы еще несколько лет, испытывая постоянные страдания от желудочных болей и обладая крайне ограниченной работоспособностью. Пришлось бы выйти в отставку, вести размеренную жизнь пенсионера. О такой судьбе профессиональный революционер Фрунзе не помышлял, потому и настаивал на скорейшей операции, не подозревая, что она окажется смертельной. И тем не менее прогнозировать ее трагический исход заранее не могли ни Сталин, ни врачи, проводившие консилиум.