Европа определилась с кандидатурой следующего просителя финансовой помощи. Им станет Словения. Пока официально об этом еще не объявлено, но с экономикой этой страны творятся все более неприятные вещи, поэтому ждать, судя по всему, осталось недолго.

Впервые за европейской помощью обратится не старая капиталистическая страна, десятилетиями копившая долги и неподъемные соцобязательства, а молодая постсоветская экономика, которая вроде бы должна хорошо представлять, что такое настоящие трудности и не пугаться непопулярных реформ. Если уж нация справилась с крахом социализма в начале 90-х гг., то нынешний кризис тем более должна преодолеть. Но у Словении почему-то не получается.

Хотя раньше получалось, и даже очень успешно. Почти два десятилетия между распадом соцлагеря и кризисом 2008 г. Словения была образцовой историей успеха для всей Восточной Европы. Страна плавно перешла от плана к рынку без серьезного падения ВВП и уровня жизни, успешно переориентировала экспорт с бывшей Югославии на Западную Европу, стабильно развивалась без войн, революций и дефолтов и должна была стать первой страной Восточной Европы, доросшей до среднего по ЕС подушевого ВВП. В 1995–2008 гг. разрыв сократился с 74% до 91%.

Но осенью 2008 г. словенское процветание резко закончилось. Остальная Восточная Европа с тех пор давно вернулась к экономическому росту, а Словения так и зависла между стагнацией и рецессией. По размеру ВВП страна вернулась назад к уровню 2006 г., а по итогам 2012 г. ей обещают еще одно 1–2%-ное падение.

Бесславному концу словенского экономического чуда можно найти кучу объяснений: коррумпированная приватизация, безответственность и популизм политиков, неэффективный полусоветский менеджмент, высокая зависимость от рынков Западной Европы. Но такого добра в остальных странах Восточной Европы ничуть не меньше, а чаще гораздо больше, чем в Словении. И тем не менее, они хоть как-то растут, а Словения готовится просить финансового спасения у Европы.

Принципиальное отличие Словении от остальных стран Восточной Европы в том, что она не просто вступила в еврозону, как Словакия или Эстония, но успела сделать это почти за два года до начала кризиса. То есть у словенцев было достаточно времени, чтобы утопить конкурентоспособность своей экономики в обрушившемся на них потоке дешевых западноевропейских денег.

Греческих политиков зря обвиняют в какой-то особенной безответственности за то, что в сытые годы они предпочитали вместо неприятных реформ заливать проблемы дешевыми кредитами. Такое поведение естественно для политика любой национальности. Позитивные последствия от реформ еще когда оценят, а переизбираться надо уже через год–два. Да и не сможет ни одно правительство запретить подведомственной экономике влезать в долги, когда почти бесплатные деньги сами льются в страну.

Словения тоже не устояла. Само правительство еще как-то сдерживалось: двукратный рост словенского госдолга с 22% до почти 50% ВВП произошел уже после начала кризиса. Но за всеми же не уследишь. За два сытых еврогода госкомпании и частный сектор Словении успели назанимать чуть ли не столько же, сколько за всю остальную историю словенской независимости.

Сейчас суммарный внешний долг Словении колеблется в районе 40 млрд евро (около 115% ВВП). 40% от этого объема было занято в 2007–2008 гг. За кредиты, взятые частными компаниями, можно не переживать: пусть банкротятся, государство за них не отвечает. Но словенские госкомпании, чьи долги в случае чего придется оплачивать правительству, занимали не менее активно.

Если прибавить к официальному внешнему госдолгу Словении все те иностранные кредиты, под которые предоставлены государственные гарантии, то опять получится, что словенцы активнее всего занимали за рубежом в 2007–2008 гг. За скромный, без евро, 2006 г. внешний окологосударственный долг вырос всего на 15% (каких-то 550 млн евро), а за первый евровый 2007 г. – сразу 86% роста. 2 миллиона словенцев назанимали на 3,7 млрд евро.

Эти халявные деньги растекались по словенской экономике, уничтожая ее способность к дальнейшему развитию. Выгодами от вступления в еврозону наслаждались не только банки, а все жители страны. В 2007–2008 гг. средний месячный доход в Словении вырос на 15,2%, а производительность труда – всего на 4,2%.

В результате, Словения утратила главное конкурентное преимущество Восточной Европы – относительно недорогую рабочую силу. Кто станет открывать производство в Словении, если зарплаты там выше словацких на 63%, а производительность труда – только на 7%? Аналогичные сравнения с другими странами региона для словенцев выходят тоже не сильно выигрышнее.

Неоправданный рост зарплат породил не менее неоправданный рост импорта. За два счастливых еврогода отрицательный внешнеторговый баланс Словении утроился до 7% ВВП. До кризиса рост импорта перекрывался притоком иностранного капитала. Осенью 2008 г. приток закончился, и оплачивать раздутый импорт стало нечем.

Хотя и с такими проблемами можно было бы справиться. С раздутыми долгами, зарплатами и импортом в конце 2008 г. столкнулась вся Восточная Европа. Перед кризисом в их экономики тоже выплескивались дешевые западноевропейские деньги. Но они смогли смягчить возникшие перекосы, девальвировав свои национальные валюты на 15–20%. Эта мера сразу упростила им проблему дефицита внешней торговли, вернула былую привлекательность в глазах иностранных инвесторов и восстановила конкурентоспособность национальных компаний.

Словении заменить такое простое лечение, как девальвация, нечем – альтернативы слишком болезненны. Одно дело – снизить расходы компаний на оплату труда на 20% с помощью девальвации. И совсем другое – уговорить работника получать не 1000 евро, а 800. То же самое – с социальными обязательствами государства и долгами в национальной валюте. Но, несмотря на все радости самостоятельной монетарной политики, Словения выходить из еврозоны не собирается. А значит, теперь бывшей экономической звезде Восточной Европы остается только потихоньку резать бюджет и вспоминать два коротких года европроцветания.