В последние годы споры вокруг ресурсов Южно-Китайского моря давали пищу для журналистов всего мира. Но сегодня другой водоем — Средиземное море — быстро становится у всех на слуху, точно, как его кузен с Востока. Разведочное бурение у берегов Кипра, Египта, Израиля, Ливана, Сирии и Турции обнаружило огромные запасы природного газа. Конкуренция за право использовать найденные ресурсы лишь углубляет существующую напряженность в регионе по поводу суверенитета и морских границ. Без более активного участия других держав, эти разногласия будет очень трудно решить.

Израиль настаивает, что именно он является основным бенефициаром щедрот восточного Средиземноморья, главным образом из-за географического распределения последних открытий. В 2009 и 2010 годах американо-израильский консорциум по изучению морского дна обнаружил в районе Хайфы огромные месторождения «Тамар» и «Левиафан», запасы которых в совокупности составляют примерно 26 трлн. кубических футов (TCF) природного газа. Эти открытия оказались очень своевременными. С самого начала «Арабской весны» Израиль страдал от частых перебоев в поставках газа из Египта и от угрозы возможного прекращения контракта вообще, ведь именно эта страна ранее предоставляла ​​40% объема газа, потребляемого Израилем, по ценам ниже рыночных. Месторождения «Тамар» и «Левиафан» после их разработки могли бы позволить обеспечивать экономику Израиля электричеством в течение следующих 30 лет и даже позволить ему стать нетто-экспортером энергии.

Ливан, с которым Израиль до сих пор не провел демаркацию морских границ, заявляет, что часть территории месторождения «Левиафан» площадью 330 квадратных миль принадлежит ему: обе страны уверенны, что это часть их личной зоны экономических интересов. Этот спор наряду с угрозами группировки «Хезболла» атаковать израильские газовые платформы, повышает нагрузку на и без того маломощные военно-морские силы Израиля. До недавнего времени основной стратегической задачей израильского ВМФ было патрулирование береговой линии и поддержание блокады Сектора Газа. Для обеспечения защиты морских буровых установок флотом министр обороны Израиля Эхуд Барак и начальник генерального штаба Бени Ганц утвердили план по закупке четырех новых военных кораблей. Израиль также поработал над расширением политического, военного и экономического сотрудничества с другими заинтересованными в проекте сторонами, в том числе с Кипром.

Поскольку Кипр подписал соглашение о морских границах с Израилем еще в 2010 году, то он стал вторым по величине бенефициаром газового бума. Остров лежит на пути возможного экспорта израильского газа на европейские рынки. Кипр также претендует на собственные месторождения газа. Месторождение «Афродита», которое находится рядом с «Левиафаном», может содержать до 7 трлн. кубических футов природного газа, чего достаточно, чтобы удовлетворить внутренние потребности греков-киприотов на десятилетия вперед. Но и это месторождение оспаривается другими субъектами. Самопровозглашенная Турецкая Республика Северного Кипра претендует на совместное владение природными ресурсами острова и выступает против попыток Никосии заключить морские буровые контракты в одностороннем порядке.

Как и Северный Кипр с Ливаном, Турция посматривает в сторону израильско-кипрского газового эльдорадо с опасением. Анкара не признает пограничных соглашений Кипра с его соседями и опасается, что турков-киприотов не допустят к дележу будущей прибыли от реализации газа. Турция также считает возможный экспорт газа через Кипр и Грецию угрозой своим позициям в качестве транзитной страны, поставляющей каспийский и центрально-азиатский газ на европейские рынки. Анкара, таким образом, выступает против сотрудничества между Израилем и Кипром и поддерживает Ливан в пограничных спорах с Израилем. Поднимая ставки, Турция запланировала крупные военно-морские учения в регионе, место проведения которых совпадает с буровыми работами греко-киприотских подрядчиков, и уже направила туда свои собственные суда на геологоразведку в спорных водах, намереваясь сверлить от имени турок-киприотов над месторождением «Афродита», которое частично находится в пределах морской экономической зоны Израиля.

Все эти телодвижения происходят на фоне продолжающегося ухудшения турецко-израильских отношений, стоит вспомнить лишь атаку израильских коммандос на турецкие корабли с гуманитарной помощью на пути в Газу в мае 2010 года. Это и другие инциденты побудили Турцию выделять больше ресурсов для обеспечения безопасного прохода своих гражданских и торговых судов в восточной части Средиземного моря. Будучи крупнейшей и наиболее боеспособной морской державой в регионе, а Турция может выставить около 200 военных судов, среди которых фрегаты, корветы, подводные лодки, боевые катера, десантные корабли и суда поддержки, ВМФ Турции радостно встретили расширение своей миссии.

Два оставшиеся прибрежные государства региона — Египет и Сирия – до сих пор остаются слишком озабоченными своими внутренними проблемами, чтобы внятно ответить на открытие новых газовых месторождений. Египет является вторым по величине африканским производителем газа, с 77 трлн. кубических футов доказанных запасов, 80% которых сосредоточены в дельте Нила и в Средиземном море. В то же время революционные потрясения поставили под вопрос надежность Каира в качестве поставщика, замедлив геологоразведку и выставив на показ целый ряд проблемам в обеспечении безопасности трубопроводов. В Сирии же разведка была практически полностью остановлена в связи с продолжающимся насилием и жесткими международными санкциями. Отсутствие соглашений между Сирией и Кипром о границах исключительных экономических зон не сулит ничего хорошего для стабильности в будущем, особенно, если Башара аль-Асада заменит более дружественный Анкаре режим. Но, в конце концов, Египет и Сирия выйдут из политического кризиса и вновь заявят о себе в регионе.

Хотя открытого военно-морского конфликта в Восточном Средиземноморье в ближайшем будущем вряд ли стоит ожидать, все более вероятным сценарием становится череда точечных вспышек насилия на море. Поскольку военно-морские силы государств региона начинают работать в непосредственной близости один от другого и с большей интенсивностью, то даже незначительная авария или провокация может быть ошибочно принята за акт агрессии. Рискованные маневры, такие, как, например, вмешательство в военно-морские учения других государств, тактика «поигрывания мускулами» (когда корабли одного государства заставляют суда другого изменить направление движения или дислокацию), учебные атаки, «глушение» судов условного противника низколетящими самолетами и другие «наезды», скорее всего, станут более распространенными. В условиях постоянного недоверия и в ситуации неопределенности такие провокации легко могут привести к непропорциональному возмездию.

Напряженность можно было бы снизить, задействовав несколько простых приемов. С одной стороны, расширение и упорядочение многонациональных военно-морских учений поможет углубить прямые контакты между армиями стран региона и сделать просчет менее вероятным. Тем не менее, такие учения становятся все более редкими. Турция не проводила совместных учений с Израилем с 2009 года, хотя регулярно участвует в мероприятиях с союзниками по НАТО, в том числе с Грецией. Израильский военно-морской флот не участвовал в крупных международных маневрах с 2006 года, за исключением двух крупномасштабных учений с Соединенными Штатами. Крошечные ВМС Ливана, Кипра и Сирии находятся сегодня в еще большей изоляции.

Весь регион больше всего выиграет от обновления усилий по устранению фундаментальных политических споров. Конфликт был бы гораздо менее вероятен, если бы Израиль и Ливан урегулировали свои морские границы, если бы греки- и турки-киприоты согласились на распределение газовых доходов и если бы Израиль и Турция достигли соглашения по инцидентам в нейтральных водах. Но окно возможностей для достижения этих сделок сужается. Как только газ из новых месторождений поступит на внутренние и международные рынки (начиная со второй половины 2013 года), Израиль и Кипр обретут инструменты влияния совсем другого уровня. Понимая это, Ливан, Северный Кипр и Турция сегодня будут крайне скептически относиться к попыткам Израиля и Кипра достичь хоть какого-нибудь урегулирования ситуации.

В связи со всеми обстоятельствами любые серьезные попытки урегулирования этих конфликтов требуют посредничества и наблюдения со стороны внешних сил. Недавно вновь утвердившаяся на мировой арене Россия, похоже, готова сыграть эту роль, но ее нейтралитет и военная мощь все еще остаются под сомнением. В недрах РФ находится примерно четверть от общемировых разведанных запасов природного газа (около 1 680 триллиона кубических футов), страна обеспечивает 71% импорта газа в Центральной и Восточной Европе. Будущее производство в Восточном Средиземноморье будет слишком маргинальным, чтобы компенсировать доминирующее положением России на этих рынках. Тем не менее, российская государственная газовая монополия Газпром финансово заинтересована в развитии этих месторождений. Газпром активно продвигает свои лицензии на добычу с израильских и кипрских месторождений и готов предоставить помощь в налаживании производства сжиженного природного газа и соответствующей инфраструктуры.

Израиль и Кипр видят в России как поставщика технических решений, так и источник потенциальной политической поддержки. Россия неоднократно публично поддерживала право Кипра исследовать шельфовые месторождения в его исключительной экономической зоне. Русский флот в то же время стремится восстановить свое некогда ощутимое местное влияние, на пике которого русские могли похвастаться наличием здесь у них 96 военных кораблей во время Войны Судного дня в 1973 году. Но уже в 1991 году здесь было от 5 до 8 военных кораблей, а во время большей части времени после окончания Холодной войны в Средиземноморье не было ни одного русского корабля. Но уже с 2011 года Россия провела три военно-морских учения в Средиземном море, в масштабах, не виданных со времен СССР. Во время последних в январе 2013 года русским удалось развернуть больше 20 боевых кораблей и подводных лодок от Черноморского, Балтийского и Северного флотов, а также привлечь дальнюю авиацию и команды ПВО. Учения проводились на протяжении более чем в 21 000 морских миль, во время них была проведена проверка устойчивости систем управления во время различных сценариев — от стихийных бедствий и борьбы с терроризмом до противодействия авиаударам и противолодочной войны. Комментируя учения, министр иностранных дел России Сергей Лавров заявил: «Мы не заинтересованы в дальнейшей дестабилизации Средиземноморского региона, а присутствие нашего флота является безусловным фактором стабильности».

Однако, способность России сохранить свое присутствие в восточной части Средиземного моря зависит отчасти от того, чем окончится война в Сирии, а события там разворачиваются явно не в интересах Москвы. Сирия является главным партнером Кремля в регионе, здесь находится единственная российская военная база за пределами бывшего Советского Союза: военно-морская станция логистического обслуживания в Тартусе. Хотя командование ВМФ России надеется сохранить этот объект, оно уже начинает вести себя так, будто режим Асада рухнет. Вместо того, чтобы пытаться защитить объект, ВМФ России, скорее всего, собирается эвакуировать его. В этом случае России станет еще труднее развивать партнерские отношения с Израилем и Кипром, о чем свидетельствуют последние сигналы русских попыток финансового спасения Кипра. Перспектива переброски военно-морской базы на территории эти стран по-прежнему остается весьма призрачной, а присутствие России в регионе, скорее всего, будет ограничено уже в ближайшее время.

Будучи союзником и партнером большинства из стран-участниц потенциального восточно-средиземноморского конфликта, роль регионального менеджера по обеспечению безопасности больше всего подошла бы Соединенным Штатам Америки. Тем не менее, на повестке дня возникают новые вопросы по поводу их возможности установить баланс сил в регионе. У США есть три основных интереса в Восточном Средиземноморье: они стремятся поддерживать экономическую и политическую безопасность своих союзников, в их интересах удержать регион интегрированным в глобальные рынки, а также обеспечить здесь безопасность граждан США и работающих на энергетических объектах специалистов. Позиция Вашингтона по поводу местных споров вокруг газовых месторождений очень напоминает позицию Москвы. Соединенные Штаты также поддерживают право Кипра на разведку энергоисточников в нейтральных водах, поощряя при посредничестве ООН переговоры насчет воссоединения острова. Такая позиция, наряду с участием американских фирм в израильских газовых проектах, делает Соединенные Штаты привлекательной альтернативой России для некоторых местных субъектов, нуждающихся во внешнеполитической поддержке. С точки зрения Анкары, однако, все более трудно смотреть на Вашингтон в качестве беспристрастной силы.

Что еще более важно, так это то, что реальный стратегический фокус интересов США все еще находится в регионе Персидского залива и Азиатско-Тихоокеанского региона. Во времена Холодной войны и в 1990-х годах Шестой флот США сохранял за собой доминирующее присутствие в Средиземном море, в среднем насчитывая в своем составе четыре подводные лодки, экспедиционный корпус морской пехоты и, как минимум, одну авианосную группу в сопровождении от шести до восьми основных кораблей. Эта сила с тех пор снизилась из-за продолжающихся военных операций в Ираке и Афганистане. Сегодня единственным кораблем, который остается на постоянном боевом дежурстве от Шестого флота, является судно USS Mount Whitney.

Соединенные Штаты становятся все более лавирующими в использовании таких инструментов внешней политики, как учебные развертывания и многонациональные учения, оба из которых крайне необходимы для поддержания спокойствия в Восточном Средиземноморье. Учитывая новые национальные приоритеты США и влияние сокращений финансирования Пентагона, возвращение к присутствию в Средиземном море в масштабах времен Холодной войны представляется крайне маловероятным в ближайшем будущем. Соединенные Штаты в противовес России могут попытаться больше полагаться на военно-морские силы европейских государств и таким образом снять с повестки дня потенциальные риски для своих союзников. Такой подход союзнической балансировки, однако, может оказаться недостаточным, поскольку и Франция, и Соединенное Королевство сами ограничены мерами жесткой экономии бюджетных средств и бременем продолжающихся военных операций в Северной Африке и Мали.

Поэтому пришло время для новой, «реалистичной» Восточно-Средиземноморской стратегии, которая будет учитывать как мрачные реалии регионального политического тупика, так и беспрецедентные бюджетные и ресурсные ограничения. Такая стратегия должна основываться на трех составляющих: доверии, снижении рисков и экстренном реагировании. Для повышения взаимопонимания, обмена накопленным опытом и подталкивания региональных элит к сотрудничеству друг с другом, Вашингтон должен объединить Восточное Средиземноморье в военном плане, путем запуска на поток военных программ совместного обучения с ВМФ США, взаимодействия на уровне военных учебных заведений и спонсирования неформальной дипломатии усилиями местных аналитических центров, университетов и неправительственного сектора.

Плоды от этих усилий в будут основном долгосрочными, поэтому Соединенные Штаты должны также принять незамедлительные меры для повышения эксплуатационной безопасности на море путем создания в Восточном Средиземноморье дата-центров по обмену информацией и горячих линий на случай чрезвычайных ситуаций, похожих на те, которые были предложены для акватории Южно-Китайского моря. Наконец, ВМФ США понадобится план реагирования на кризисы при условии отсутствия крупных сил. Развертывание военных кораблей в непосредственной близости от потенциально возможной ситуации на море будет иметь важное значение для предотвращения дальнейшей эскалации и защиты американского торгового флота. Поскольку усиленное внимание США приковано сегодня к Азии, любые реальные шаги по обеспечению безопасности в средиземноморском регионе потребуют от Соединенных Штатов сделать как можно больше, но с минимальными затратами.

Любая из проблем, стоящих перед странами Восточного Средиземноморья – споры вокруг газовых месторождений, нарастание «дипломатии канонерок», арабо-израильский конфликт, статус разделенного Кипра, сирийская гражданская война – все это грозные политические проблемы, затрагивающие фундаментальные национальные интересы всех вовлеченных стран. Более того, еще больше затрудняет достижение стабильности их принципиальная неразделяемость. Как только региональные игроки попытаются окончательно решить любую из этих проблем в условиях устойчивого кругового недоверия, военный конфликт станет еще более распространенным явлением. Будущая стабильность в регионе зависит от того, насколько мощный внешний арбитр сможет навязать свою политическую волю, военную мощь и стратегическое видение, чтобы посеять страх и трепет в душах местных разжигателей напряженности. Ведь даже в эпоху ограниченности ресурсов и спада внешнеполитических амбиций, Соединенные Штаты остаются единственным реальным претендентом на эту миссию.

ИСТОЧНИК: Foreign Affairs, перевод «ХВИЛЯ»