До недавнего времени казалось, что Тунис является образцовым примером «арабской весны», который без открытого гражданского противостояния начал «демократическую трансформацию» и строительство новой системы органов государственной власти. Спустя два года после революционных потрясений в Тунисе было совершено первое политическое убийство, за которым последовали массовые волнения, закончившиеся роспуском правительства, сформированного исламистами. Это событие продемонстрировало хрупкость установившегося постреволюционного баланса сил и пределы политической консолидации общества, которая может быть нарушена по любому поводу и привести к очередному всплеску недовольства.

На фоне трагических событий, происходящих в Сирии, другие затронутые революционными событиями государства, и прежде всего Тунис – зачинщик «арабской весны», начали формировать новую политическую структуру. Основной тенденцией этого строительства стало усиление влияния исламских партий, которые воспользовавшись демократическими процедурами, победили на парламентских выборах, проводившихся на многопартийной основе. Политический ислам стал одной из самых влиятельных региональных сил. Между тем уже приходит понимание того, что смена высшего светского руководства и формирование правительств исламскими партиями не улучшают условия жизни населения и не решают основных социально-экономических проблем, ставших катализатором протестных движений. Сохраняется высокий уровень безработицы, особенно среди молодежи, что усиливает ее разочарование в предложенных новой властью моделях развития и сохраняет ее протестный потенциал.

Убитый 6 февраля в Тунисе Шукри Белаид, генеральный секретарь Демократической патриотической партии, входившей в движение «Народный фронт» (объединяющий 12 партий левого толка), находился в оппозиции к исламистскому правительству и активно выступал за светское развитие Туниса. Его убийство стало сигналом к массовым акциям протеста, направленным уже против тех, кого привела к власти «жасминовая революция».

Исламизация по-тунисски

Особенностью Туниса в сравнении с другими арабскими странами является то, что ислам здесь с момента достижения политической независимости (в 1956 году) не играл основополагающей идеологической роли в обществе. На общественное развитие страны еще в XIX веке большое влияние оказали взгляды и деятельность мусульманских реформаторов (прежде всего Мухаммеда Абдо, лекции и выступления которого способствовали популяризации модернистских тенденций в Тунисе). В тунисской печати уже в первой трети ХХ века регулярно появлялись статьи, в которых, несмотря на различие индивидуальных подходов, высказывалось общее требование необходимости приспособления ислама к нуждам современного общества. В дальнейшем религиозная концепция тунисских руководителей нашла свое конкретное отражение в политике детеократизации государства – осуществлении целого комплекса реформ и мероприятий, направленных на утверждение объективно светского характера страны. Первые декреты независимого Туниса упразднили шариатские суды, сделали необязательным пост во время Рамадана, была установлена единая система светского судопроизводства, кардинально реформирована система исламского образования, а коранические школы переданы в ведение Министерства образования, имам назначался министерством, которое официально утверждало даже текст пятничной молитвы. Тогда же принят Кодекс гражданского состояния, не имевший аналогов в мусульманском мире, который законодательно признал равноправие полов. Это была самая радикальная мера тунисского руководства, а эмансипация тунисских женщин продолжена предоставлением им в полном объеме политических прав. Тунис являлся одним из немногих государств, где функционировало Министерство по правам человека.

В результате этих мероприятий мусульманское духовенство было прочно интегрировано в систему госслужбы и поставлено под прямой и жесткий контроль государства, которое взяло на себя расходы по его содержанию. В силу этого в отличие от большинства мусульманских стран тунисское руководство никогда не привлекало догматы ислама в качестве политико-идеологического обоснования своей деятельности.

Социологические исследования показывали резкий спад религиозности тунисского общества, особенно в городской среде. Еще в 1981 году, когда официально было объявлено о создании исламской партии, ее генеральный секретарь Абд аль-Фаттах Муру подчеркивал, что она не имеет ничего общего с экстремизмом, а ее задачей является установление гармонии между исламской культурой и образом жизни ХХ века. Умеренность лидеров исламской «Ан-Нахды» подтверждается и заявлением ее лидера Рашида Ганнуши, который на состоявшейся после парламентских выборов пресс-конференции заверил, что женщин не будут заставлять носить паранджу, продажу алкоголя запрещать не станут и т. п. Сама программа исламской партии предусматривала построение демократического общества с парламентской формой правления, многопартийностью, открытой рыночной экономикой при полном соблюдении гражданских прав и сохранении исламской идентичности.

В силу этой специфики отношений власти и ислама партия «Ан-Нахда», даже одержав победу на выборах в Учредительное собрание в октябре 2011 года, так и не смогла набрать убедительного большинства (как в Египте), чтобы сформировать правительство своими силами, и поэтому была вынуждена блокироваться с двумя другими партиями левого неисламского толка. В результате договоренностей между ними президентом страны стал светский лидер Монсеф Марзуки, а премьер-министром – глава исламской партии Хамад Джебали.

Такой расклад политических сил предопределил противостояние исполнительной и законодательной ветвей власти, вылившееся, в частности, в острые дебаты по вопросу дальнейшего государственного устройства, роли ислама в общественно-политической жизни, внешнеполитических ориентиров и других проблем. Следует отметить, что в течение всего этого периода «Ан-Нахда» была вынуждена идти на уступки своим оппонентам, в том числе и по наиболее болезненному вопросу – закреплению шариата в основном законе страны, от чего было решено отказаться под давлением светских сил.

Старые проблемы нового Туниса

По мере приближения парламентских выборов (должны состояться в марте) углубляются противоречия в правящей коалиции, которые проявляются в резкой критике экономического курса правительства Хамади Джебали.

По всей стране периодически вспыхивают народные волнения, в обществе царит атмосфера усталости от затянувшегося переходного периода. Новому кабинету министров так и не удалось решить основные экономические проблемы, которые лежали в основе народных требований в январе 2011 года. Выбрав исламскую партию как альтернативу коррумпированному светскому режиму, тунисцы ждали экономического чуда, которое так и не произошло. Более того, перспективные оценки дальнейшего развития тунисской экономики совсем не оптимистичны.

Неоднократно в течение 2012 года заявляли о себе салафиты – приверженцы жестких норм ислама: периодически они громили магазины, продающие алкоголь, нападали на полицейские участки. Особенно активными их выступления были летом, тогда они фактически сорвали проведение культурного фестиваля в Бизерте, разгромив художественную выставку «Весна искусств», на которой, по их мнению, демонстрировались оскорбляющие ислам экспонаты. В сентябре исламисты атаковали посольство США и в ходе столкновений с полицией погибли несколько человек. А в деревне Седжнан они даже провозгласили «исламский эмират».

Тогда власти проявили политическую мудрость: светский президент Монсеф Марзуки и премьер-министр-исламист сделали совместное заявление, осуждающее действия салафитов. Они обвинили их в подрыве завоеваний тунисской революции. Диктовалось это, естественно, серьезными опасениями, что выходки салафитов подорвут основу местной экономики – туристическую отрасль и ухудшат и без того довольно проблематичную ситуацию. При этом правительство оказалось бессильно перед произволом радикалов. Тунисские власти оценивают данную угрозу как вполне реальную: министр внутренних дел Али Аль-Ариди считает, что салафиты настроены довольно решительно, поэтому столкновение государства с ними в будущем практически неизбежно. Этому в настоящее время способствует и нестабильная региональная ситуация, в частности поступление контрабандой большого количества неконтролируемого оружия с территории Ливии.

Все это происходит на фоне усилившегося раскола внутри самой правящей партии «Ан-Нахда», где ее представитель – премьер-министр вынужден идти на крайне непопулярные меры, в связи с чем подвергается резкой критике со стороны консервативного крыла партии, близкого по своим взглядам к салафитам. Представители этого крыла «Ан-Нахды» требовали, в частности, закрепления шариата в конституции страны как основного и единственного источника законодательства. Этот раскол может только усилиться, если Джебали пойдет на формирование «деидеологизированного» правительства технократов, о чем он заявил после роспуска нынешнего кабинета министров.

Одновременно с салафитами заявляет о себе и другая тенденция – активизация светских кругов, понявших, что они оказались на обочине политического процесса. Политическую активность демонстрировали тунисские профсоюзы и старейший в этой стране Всеобщий союз тунисских трудящихся (ВСТТ), который поддерживал выступления жителей отдельных регионов, требовавших улучшения социально-экономических условий, а в отдельных случаях – отставки правительства исламистов. В конце 2012 года некоторые депутаты тунисского парламента подписали коллективную петицию с требованием распустить движение «Ан-Нахда». Ясно, что значительная часть населения (ориентирующиеся на Европу бизнесмены, довольно многочисленный средний класс, армия) не хочет усиления религиозного радикализма в стране. Поэтому власти Туниса приступили к разработке стратегии, направленной на установление контроля над религиозными структурами и противодействие экстремизму. Однако созданию прочной юридической базы для этого в настоящее время препятствует тот факт, что до сих пор в стране так и не принята постоянная конституция, хотя ее обсуждение началось еще в октябре 2011 года.

Камень преткновения

Ключевой вопрос, стоящий на повестке конституционной реформы, – система правления и соотношение исполнительной и законодательной власти, а именно – принципиальный выбор между парламентской и президентской формами правления (в арабском мире всего две парламентские республики – Ливан и Ирак). Видимо, это будет самым трудным вопросом конституционных дебатов, так как наметились четкие разногласия между политическими силами: «Ан-Нахда» выступает за парламентскую систему правления и ограничение исполнительной власти в пользу законодательной, конгресс – за республику и большинство других светских партий поддерживают президентскую форму правления, новая центристская Республиканская партия (являющаяся в настоящее время второй по численности после «Ан-Нахды» парламентской группой) высказывается в пользу смешанной системы (по примеру Франции). От решения этого вопроса о балансе ветвей власти будет во многом зависеть и весь остальной текст конституции.

Однако несмотря на множество проблем, связанных с реформированием правления, тунисское общество сосредоточилось на обсуждении вопросов относительно закрепления шариата в основном законе страны, которые были инициированы одним из комитетов по разработке конституции.

Закрепление мусульманского права в качестве основного источника законодательства, с одной стороны, должно способствовать более или менее последовательному возврату к мусульманскому праву не только по форме, но и по существу, а именно – ориентации деятельности самого государства на достижение определенных социальных целей с помощью мусульманского права. С другой стороны, стоит отметить, что по вопросу конституционного закрепления ислама самими арабскими юристами высказываются самые различные точки зрения (равно как существуют и разные взгляды по вопросу о соотношении ислама и шариата с международными стандартами прав и свобод человека).

В этой связи очевидно – главное заключается не в догматическом толковании отдельной конституционной нормы, а в том, какое реальное место занимает ислам в социально-политической жизни и конституционном механизме той или иной страны, что проистекает из исторической практики функционирования исламских институтов и норм и их соотношения со светскими структурами (так, например, провозглашение шариата источником законодательства в Сирии вовсе не означало, что правовая система этой страны развивалась в этом направлении, напротив, само государство продолжало сохранять по сути светский характер и апеллировало к социалистическим лозунгам). А это означает, что первичным является не сам факт закрепления шариата (или отсутствие такового) в новой конституции Туниса, а то, какая будет разработана форма институтов государственной власти, как именно конституционные нормы станут претворяться государством в жизнь посредством текущего законодательства и главное – будет ли правовой статус личности непосредственно связан с конституционным закреплением курса государства на внедрение в повседневную жизнь исламских норм и обеспечение только таких прав и свобод, которые укладываются в рамки исламских догматов. Видимо, руководствуясь в том числе и подобными соображениями, политический совет «Ан-Нахды», состоящий из 120 членов, принял решение не включать шариат в конституцию страны (показательно, что из 80 членов, участвовавших в дебатах, только 12 голосовали в пользу шариата).

Естественно, что рассмотрение всех конституционных вопросов идет крайне медленно при наличии множественности взглядов на дальнейшее государственное развитие страны, а тунисцы, требующие работы, улучшения условий жизни и быстрого экономического роста, постепенно начинают терять интерес к политической реформе и возвращаются к протестным демонстрациям.

Вся эта ситуация хорошо иллюстрирует возможное будущее арабских стран «победившей демократии», где любая партия, пришедшая к власти, вынуждена будет решать прежде всего вопросы экономического развития и улучшения условий жизни подавляющего большинства населения. А сделать это только путем пропаганды ислама и популяризации исламских лозунгов невозможно, особенно в Тунисе, который лишен углеводородных ресурсов и сильно интегрирован в европейскую экономику. Потому (и пример нынешнего Алжира, отшатнувшегося от радикального ислама, тому доказательство) лозунги и пропаганда тотальной исламизации будут нивелироваться по мере ухудшения экономической ситуации, которую вряд ли смогут разрешить представители исламских партий, обладающие опытом длительной подпольной борьбы с правящим режимом, но не имеющие никакой сколько-нибудь внятной программы перспективного экономического развития.

Поэтому умеренная исламская партия «Ан-Нахда» оказалась сейчас в очень сложной ситуации и под двойным давлением: с одной стороны – светских кругов, требующих реальных политических и экономических действий, с другой – консервативных салафитских движений, финансируемых странами Персидского залива и призывающих ее к всеобъемлющей исламизации и защите «арабо-мусульманского» характера Туниса и его «культурно-религиозной специфики».

Такое испытание на прочность должно продемонстрировать в ближайшее время политическую зрелость исламской партии, если она сможет оправдать предоставленный ей ресурс доверия и вывести тунисское общество из политической пробуксовки.