В свете сегодняшнего расклада сил и интересов в Восточной Европе необходима своеобразная «новая восточная политика» со стороны Берлина. Новый немецкий подход мог бы сочетать в себе высокий уровень внимания к России с постоянной заботой о т.н. «промежуточной Европе» – в первую очередь – об Украине. Такие мысли, правда, уже давно курсируют в Берлине[27]. Они обрели актуальность уже несколько лет назад ввиду политического отката после прихода к власти Владимира Путина в России и нашли свое выражение в целом ряде политических и аналитических публикаций[28]. Частично призывы к соответствующей переориентации даже озвучиваются в выступлениях самих вовлеченных в этот процесс действующих лиц[29].

Так, в феврале 2012 года межпартийная группа политиков, интересующихся Восточной Европой, в здании Немецкого общества внешней политики в Берлине представила совместный документ о своей позиции относительно активности Германии в рамках Восточного Партнерства ЕС. В нем подчеркивается геостратегическое значение этой инициативы Брюсселя для интересов Германии. В межпартийном меморандуме предлагается назначение немецкого уполномоченного по вопросам Восточного Партнерства и выдвигается требование предоставления странам Партнерства перспективы членства в ЕС в качестве инструмента, дополняющего политику соседства Брюсселя, а также заключение договоров об ассоциации ЕС с такими странами, как Украина, Молдова и Грузия[30].

Однако лишь спустя некоторое время можно будет сказать, насколько растущая солидарность разных элитных групп и специализированных организаций ФРГ с «промежуточной Европой», прежде всего с Украиной, реально повлияет на процесс принятия решений в немецком руководстве. Невзирая на  политический регресс последних лет в России и его громкое осуждение в СМИ ФРГ, при практической реализации восточной политики Германии, как и ранее, действовал принцип «Россия прежде всего»[31]. Это несложно проследить по графику визитов и приемов различных федеральных правительств, а также многих близких к ним немецких организаций, последнего десятилетия. Повышенное внимание к Украине в более ранние периоды, в частности, во время «оранжевой революции» в конце 2004 года, никогда даже приблизительно не достигало уровня интереса к России и имело, если это вообще происходило, лишь ограниченное или запоздалое влияние на внешнюю политику Германии.

Например, влиятельный немецкий политик Вольфганг Шойбле, в то время заместитель председателя фракции партии ХДС/ХСС в Бундестаге и сегодняшний министр финансов ФРГ, в статье, вышедшей в январе 2005 года, непосредственно после украинского электорального восстания, жаловался на то, что «ЕС до сих пор в своих высказываниях о европейской перспективе Украины ограничивался соблюдением принципа равноудаленности». Шойбле требовал: «Теперь ЕС не имеет права бросить эту страну наедине с собой, а должен быть готов к тому, чтобы однажды, при условии установления демократии, правогого государства и рыночной экономики, вовлечь ее в структуры ЕС»[32]. Однако эти и подобные им идеи, озвученные разными политиками стран ЕС во время «оранжевой революции» и после нее, не имели сколь-нибудь существенного эффекта ни для берлинской, ни для брюссельской политики в отношении Украины того времени.

Вместо этого, вскоре, в феврале 2005 года Украина и ЕС приняли т.н. План действий, содержание которого было определено ЕС еще в предыдущем году – то есть еще до успешного свершения «оранжевой революции» в конце 2004 года. Название этого документа, «План действий», стало меткой очковтирательства западных дипломатов, вовлеченных в решение вопроса о европейской интеграции Украины. Они после «оранжевой революции» приняли за основу документ, разработанный еще в период полуавтократического президентства Леонида Кучмы. То, что этот План действий в 2005 г. преподносился в качестве реакции Брюсселя на одну из самых массовых акций гражданского неповиновения в послевоенной Европе, стало иллюстрацией тогдашней неспособности европейской политики к адекватной реакции на крупные исторические события.

ЕС, хотя и с большим опозданием, но все-таки отреагировал на события ноября-декабря 2004 г., когда в 2007 году начал разрабатывать вместе с Украиной подробное Соглашение об ассоциации, включающее, в частности, углубленную и расширенную зону свободной торговли. Парафированный в 2012 году текст договора, предусматривающий как политическую ассоциацию, так и далеко идущую экономическую интеграцию Украины в европейский рынок, стал бы самым большим соглашением, которое ЕС когда-либо заключал со страной, не являющейся его членом.

Однако ясной перспективы возможного будущего членства в ЕС для Украины до сих пор нет ни в тексте Соглашения 2012 г., ни в заявлениях Европейского Совета последних лет. И Германия несет часть ответственности за это. Такое упущение связано не только с неподвижностью политической бюрократии ЕС, но и с доселе скептическим отношением части европейских элит к идее вступления Украины в ЕС. Видимо, тут играют немалую роль психологические факторы, которые частично понятны ввиду многочисленных странностей функционирования украинской внутренней политики и все более неуклюжего поведения украинского руководства на международной арене.

И все же, политологические исследования международных европейских студий за прошедшие годы убедительно доказали высокую значимость обставленного определенными условиями предложения о возможном будущем вступлении в ЕС для проведения успешных преобразований в посткоммунистических странах переходного периода[33]. К тому же недавно, а именно в связи обретением Турцией статуса кандидата на вступление в ЕС с неясным будущим, был создан прецедент отмены существовавшего доселе автоматизма между перспективой членства (и даже статусом кандидата!) и последующим приемом в Европейский Союз.

На этом фоне, основной причиной относительного бездействия немецкой политики касательно европейской перспективы Украины кажется не какое-то осознанное коллективное решение в коридорах власти ФРГ. Скорее тут главную роль играет простое невнимание к Украине и непонимание ее геополитического значения политической элитой Германии. Эта наивность, в свою очередь, связана с продолжающимся доминированием России в общем видении Восточной Европы, сложившемся в сознании субъектов принятия политических решений в Германии. Несмотря на процитированные заявления Шойбле, а также ряда иных, подобных им высказывания в других политических лагерях ФРГ, в принципиальных приоритетах немецкой восточной политики и ее фиксированности на Москве после развала Советского Союза мало что изменилось. И это несмотря на совершенно иную нынешнюю гео- и внутриполитическую ситуацию в Восточной Европе по сравнению с 1991 годом и на все более скептическое немецкое общественное мнение о России.

Немецкий исследователь поздней царской, советской и постсоветской российской политики Леонид Люкс (Католический университет г. Айхштетт, Бавария) в 2000 году в своей книге История России и Советского Союза указал на то, что процессы сближения Германии и СССР в 1920-е годы при правлении Штреземанна и в 1970-е годы при правительстве Брандта-Шееля в чем-то были похожи. Однако они отличались в частности тем, что Штреземанн в свое время эксклюзивно сосредоточился на Москве, в то время как Брандт и Шеель сознательно проводили одновременную политику примирения как с Польшей, так и с СССР[34]. Сегодня необходима похожая параллельная стратегия. В сотрудничестве со своими европейскими партнерами Германия должна оказывать более сильную, чем прежде, поддержку консолидации украинской государственности. Вместе с тем, она должна стремиться к тому, чтобы чрезмерно не раздражать Кремль такими действиями, а потому обязана продолжать сотрудничать с Москвой. Такого рода «эквилибристический» подход вряд ли всегда можно будет воплощать гармонично, что, наверное, повлечёт за собой большую или меньшую отчужденность между Берлином и Москвой. И об этом пришлось бы только сожалеть.

Однако, главную вину за такие осложнения в конечном счете несет само нынешнее руководство России. Если бы Россия – ввиду ее больших внутренних проблем,– отказалась от своих и без того сомнительных великодержавных притязаний и бессмысленного соперничества с Западом вокруг бывших советских республик, указанной дилеммы для Германии и ЕС не существовало бы. Украина, ориентированная на Запад, не была бы бельмом на глазу для проевропейской России, а наоборот, мостом к ее союзнику. Более того, украинская элита была бы значительно менее антироссийской, а возможно даже заинтересованной в более тесном сотрудничестве с Москвой, если бы та более дружески относилась к Брюсселю и Вашингтону. К политической ассоциации и расширенной свободной торговле, предусмотренным в парафированном Соглашении об ассоциации между ЕС и Украиной, могла бы стремиться не только Украина, но и Россия. Тогда бы не существовало ни большей части спорных вопросов в отношениях между братскими народами, ни связанных с ними разных закладных в немецко-российских и иных отношениях Москвы с западными государствами.

Однако в вопросе о будущей интеграционной модели Кремль своим давлением на Киев касательно Таможенного союза ставит Украину перед выбором «или – или». Он ведет в жесткой форме спор с Украиной вокруг цен и транспортных путей природного газа. Российские неоимперские устремления недавно нашли свое институциональное проявление в проекте Евразийского Союза, главная цель которого, по словам ведущего российского внешнеполитического эксперта Фёдора Лукьянова, состоит в интеграции России с Украиной[35]. В связи с этим, видимо, нынешние дипломатические споры с Западом будут продолжаться, а конфронтация между Украиной и Россией углубляться. Германии стоит более тщательно, чем прежде, подумать о том, какую позицию ей стоит занять в этих продолжающихся разногласиях.

За последние 20 лет различные составы украинских правительств, по целому ряду причин, не облегчали четкое позиционирование и активное вовлечение Германии – как и всего Запада – в дела, связанные с Украиной. При Президенте Кучме практиковалась т.н. многовекторная внешняя политика Киева, которая оставляла открытым вопрос о том, куда именно движется Украина. В период с 2005 по 2010 гг. препятствием для более эффективного украинского сотрудничества со всеми внешними партнерами Украины, включая ФРГ – наряду с другими факторами – стало обострение конфронтации между администрацией президента и правительством. После прихода к власти в феврале 2010 года президента Януковича главной проблемой в отношениях между Украиной и Западом стал усиливающийся подрыв и без того слабо развитых демократических институтов и правового государства. Прискорбный политический регресс последнего времени в Украине уже на протяжении нескольких месяцев парализует политические и экономические отношения между Украиной и Западом и препятствует подписанию парафированного Соглашения об ассоциации между Украиной и ЕС.

Несмотря на эти и многие другие проблемы, Германии и всему Западу стоило бы более доброжелательно относиться к Украине. Во первых, глубина нынешних авторитарных тенденций в Украине все ещё меньше, чем в большинстве других постсоветских государств. Во вторых, история украинской политики последних 20 лет была более переменчивой по сравнению, например, с историей России или Беларуси. В частности, украинская политика включала несколько волн демократического подъема и откатов. Это позволяет предположить, что маятник вскоре может качнуться опять в другую сторону, т.е. в направлении новой демократизации. Дестабилизация полуавторитарного режима Януковича кажется лишь вопросом времени.

Европейское недоразумение украинского тупика

С одной стороны, следует согласиться с мнением ведущего немецкого специалиста по Украине Вилфрида Йилге (Лейпцигский университет) о том, что – в отношениях Киева с Брюсселем – мяч находится нынче на половине поля Украины. Йилге считает, что европейский «процесс интеграции существенно выиграл бы в динамике, если бы Украина осознала весь политический масштаб Соглашения об ассоциации и широко использовала бы его»[36]. С другой стороны, спустя несколько лет лишь медленно растущего внимания европейских элит к Украине, при оценке причин продолжающейся неготовности Украины к началу процесса вступления в ЕС возникает проблема яйца/курицы. Является ли политический откат последнего времени в Киеве причиной или же в чем-то уже результатом тормозящегося сближения с Брюсселем? В частности, важным обстоятельством, осложняющим прогресс в Украине, было и остается отсутствие и поныне условной перспективы будущего членства в ЕС. Весомость этого фактора наглядно демонстрирует развитие тех стран центрально-восточной Европы, которые в момент распада советского блока были сопоставимы с Украиной, но к середине девяностых получили четкое представление о том, при каких условиях и каким образом они могут вступить в ЕС. Все эти бывшие члены Варшавского договора, включая даже три бывших республики СССР (Эстонию, Латвию, Литву), сегодня являются более или менее консолидированными демократиями с уже относительно хорошо развитыми правовыми государствами, гражданским обществом и рыночными экономиками.

В свете неутешительного опыта относительного невнимания Брюсселя и Берлина к Украине за прошедшие 20 лет остается открытым вопрос о дальнейшем развитии украино-европейских отношений. Какую степень гибкости продемонстрируют, например, Германия, равно как и другие влиятельные страны-члены ЕС, если, как и в 2005 году после «оранжевой революции», появится шанс на новое сближение Украины с Западом? Готов ли ЕС дать Киеву четкий сигнал касательно возможного будущего присоединения в случае улучшения политической ситуации в Украине?

На самом деле, страны ЕС уже сейчас, при нынешних полудемократических условиях в Украине, могли бы более интенсивно, чем до сих пор, сотрудничать с Киевом в некоторых областях, в частности касательно транспорта и более эффективного использования энергоресурсов. Дорогие российские проекты по сооружению подводных трубопроводов, «Северный поток» через Балтийское море и «Южный поток» через Черное море, могли бы уже сегодня рассматриваться как то, чем они есть на самом деле – а именно, как скорее геостратегические, нежели экономически обоснованные кремлевские проекты, нацеленные на ослабление позиций Украины. Переоценка немецких интересов в Восточной Европе и основывающаяся на таком подходе переориентация внешней политики Берлина были бы – независимо от нынешнего внутреннего политического состояния Украины – возможны уже сегодня.

Такой шаг со стороны Германии вызвал бы облегчение не только в рядах политического руководства в Киеве, но и в среде всей украинской общественности. Более ощутимое восприятие Германии как друга Украины и партнера в деле консолидации украинского государства облегчило бы и влияние Германии на политические процессы в Киеве. Чем сильнее в Киеве становилось бы впечатление о Германии и всем Западе, как о заинтересованной в Украине и дружественной ей стороне, тем больший вес обретали бы брюссельские и берлинские требования приближения Украины к послевоенным европейским стандартам.

Постоянно повторяемый скептиками и противниками сближения Украины с ЕС в Киеве аргумент против ориентации Киева на Брюссель гласит, что поведение Запада в отношении Украины за прошедшие годы было пронизано отсутствием интереса, сдержанностью и холодом. Хотя такого рода обобщения упрощают реальность, они небеспочвенны. Главная причина этих явлений, конечно, кроется в манерах международного поведения Украины и ее недавнем отходе от демократических стандартов. Однако, вряд ли можно отрицать, что усилия Запада по удовлетворению даже базовых интересов безопасности Украины за последние 20 лет разворачивались преимущественно в риторической плоскости или же ограничивались определенными формами гуманитарной помощи. Реальные шаги в сторону существенного сближения Запада с Украиной пока отсутствуют, а какая-либо продуманная долгосрочная стратегия в этом направлении никогда не прослеживалась. Часть ответственности за сегодняшний тупик в отношениях ЕС-Украина, таким образом, лежит на Брюсселе и Берлине. Не только Киев, но и руководства ЕС и Германии должны задуматься, каким образом можно привнести некую динамику в процесс европейской интеграции как Украины, так и других восточных партнеров Союза.

Новый подход ЕС мог бы, например, состоять в переосмыслении отказа от подписания парафированного Соглашения об ассоциации с Украиной, как это происходило в последние месяцы. Вместо увязывания подписи под договором с процессом редемократизации Украины, можно было бы осуществлять стратегию, предложенную известным лондонским украинистом-политологом Эндрю Вильсоном в конце 2011 года по формуле «подписать и наказать» («Sign and Sanction»).[37] При подходящей возможности ЕС мог бы поставить свою подпись под Соглашением об ассоциации, однако увязать его ратификацию с четкими условиями и одновременно применить нацеленные единичные санкции. Брюссель мог бы наложить запрет на выдачу виз украинским чиновникам, судьям и т.д., причастным к сомнительным политическим и юридическим акциям, а также рассмотреть для них другие виды порицания.

Самым важным полем деятельности на ближайшее время должна стать форсированная либерализация визового режима для населения Украины и других стран-участниц программы Восточного Партнерства. Конечно, основная причина того, почему восточные страны-партнеры ЕС до сих пор не получили безвизового режима, кроется опять-таки в том, что некоторые вопросы, связанные с отменой виз, не решаются самими этими странами. Но недавнее совместное обращение девяти ведущих европейских и турецких экономических объединений по вопросу о либерализации визовой политики в отношениях со странами Восточного партнерства (а также Россией и Турцией) свидетельствует и о другом. Как на уровне ЕС, так и в правительствах ее стран-членов существуют препятствующие этому нормы, стереотипы и подходы, нуждающиеся в пересмотре[38].

В любом случае, необоснованный скепсис, исторические предрассудки и бюрократическая инертность со стороны ЕС и его государств-членов являются лишь второстепенными факторами пробуксовки интеграции Восточной Европы, и в особенности Украины, в единую Европу. Главной причиной ущербности дискуссии об альтернативных подходах в восточной политике ЕС является низкий ранг Украины и других восточных партнеров Союза в публичном дискурсе стран-членов ЕС – не в последнюю очередь и Германии. При этом очевидно, что Украина имеет для Брюсселя не только региональное, но и геостратегическое значение. Сдвиг в сторону демократизации в Киеве при поддержке Запада мог бы оказать воздействие и на другие бывшие советские республики и таким образом помочь в достижении более тесного сотрудничества государств северного полушария в целом.[39]

В свете содействия развитию демократии на постсоветском пространстве Германия и ЕС должны применить более активные политические, а также экономические – а не только дипломатические, гуманитарные или культурные – усилия в отношении стран-участниц программы «Восточное партнерство», в частности Украины. Необходимые общественные предпосылки для успеха таких инициатив не являются идеальными ни в одной из стран Восточного партнерства, а в Беларуси и в Азербайджане они пока вовсе отсутствуют. Однако тем государствам, которые – как, в частности, Украина – хотят этого, может быть оказана уже сегодня западная поддержка в обеспечении их суверенитета против гегемонистских устремлений России, а также в модернизации их экономических и общественных структур.

Стратегия Вильсона «Sign and Sanction», поддерживаемое экономическими объединениями ускорение либерализации визового режима или описанные выше пилотные проекты Восточного комитета немецкой экономики в сфере энергетики указывают возможные пути. Однако, ясности в том, удастся ли реализовать эти и похожие проекты нет, как и не прослеживается наличие общей стратегии. Отдельные акции, такие как разработка Соглашения об ассоциации или включение восточных партнеров в энергетическое сотрудничество стран ЕС, неоднократно уже предпринимались в прошлом и предпринимаются сегодня. Но приведут ли они и подобные им замыслы действительно к существенному повороту в Восточной Европе и Южном Кавказе, а возможно даже к глубокому сдвигу в отношениях между Брюсселем и Берлином, с одной стороны, и Киевом, Тбилиси, Кишиневом и Ереваном, с другой? Ввиду продолжающегося маргинального положения Украины и других стран Восточного Партнерства на ментальной карте западноевропейских – и не в последнюю очередь, немецких – элит, этот вопрос остается открытым.

 [1] Speech of Commissioner Oettinger at the South Stream event. Brussels, 25. May 2011. http://eeas.europa.eu/delegations/russia/documents/news/20110525_en.pdf

[2] Д.А. Рогозин. Основы национальной пропаганды. Глава из книги «Враг народа» (Часть 2). М., 2006. http://rys-archipelag.ucoz.ru/publ/9-1-0-498.

[3] Jacopo Maria Pepe: Die Gasversorgung Europas. Das Dreieck EU - Russland – Ukraine zwischen Geopolitik, Geoökonomie und Securitization. Horizonte 21. Potsdam, 2010. Р. 14.

[4] Stratfor: Russia’s Nord Stream pipeline weakens Ukraine’s position // Kyiv Post, 8.9.2011.

[5] Jones Grätz: Rusia’s Pipeline Overstretch. Market Monopolization at the Expense of Reliability // Russian Analytical Digest. № 113, 15.5.2012. Р. 9-12, здесь р. 11.

[6] Там же. Р. 10.

[7] Pepe: Die Gasversorgung Europas. Р. 110.

[8] По поводу таких же, хотя и менее ярко выраженных тенденций в христианско-демократических кругах см.: Markus Wehner: So schön kann Russland sein. Adel, Gasprom, der Bundespräsident und die CDU. Die «neue Generation» fliegt zum Netzwerken nach Moskau // Frankfurter Allgemeine Zeitung, 14.5.2011.

[9] Taras Kuzio: Strange Bedfellows. EU Socialists and Yanukovych // EUobserver, 29.10.2010. http://euobserver.com/7/3158; Andreas Umland: Is Europe Losing Ukraine? EU representatives have failed to stand up against the recent decline of Ukrainian democracy // Foreign Policy Journal, 12.4.2010. http://www.foreignpolicyjournal.com/2010/04/12/is-europe-losing-ukraine/0/.

[10] Taras Kuzio: Germany against Kyiv’s Westward push // Kyiv Post, 3.4.2008.

[11] См., напр. перевод на немецкий язык гротескных статей киевского политтехнолога Костя Бондаренко, а также некоторые связанные с ними дискусcионные статьи на сайте «Ukraine-Nachrichten» (http://www.ukraine-nachrichten.de/ ).

[12] Grätz: Russia’s Pipeline Overstretch. Р. 9.

[13] Там же.

[14] Jonas Grätz: Gazprom. Selective reliability as a power instrument // New Eastern Europe, 2.3.2012. http://www.neweasterneurope.eu/node/225.

[15] Из личного общения с послом в отставке Дитмаром Штюдеманном, Берлин, 3.7.2012 г. См. также: Pepe: Die Gasversorgung Europas. Р. 111.

[16] Точнее говоря, договор конечно же был заключен между государственными концернами «Газпром» и «Нефтегаз». Однако он стал предметом переговоров между двумя руководителями правительств.

[17] Pepe: Die Gasversorgung Europas. Р. 106

[18] Grätz: Russia’s Pipeline Overstretch. Р. 10.

[19] Там же.

[20] Nils Kreimeier: Russlands Opposition klagt Deutschland an. Interview mit Alexej Nawalny // Financial Times Deutschland, 2.3.2012.

[21] Vladimir Socor: Ukraine Enlists German Effort to Upgrade Gas Transit System Publication // Eurasia Daily Monitor. Vol. 9. № 126, 3.7.2012, http://www.jamestown.org/programs/edm/.

[22] Ina Rumjantseva: Ost-Ausschuss initiiert Pilotprojekt in der Ukraine. Die galizische Kleinstadt Schowkwa soll mit deutscher Technik energetisch modernisiert werden // Ost-Ausschuss der Deutschen Wirtschaft, 7.5.2012, http://www-ost-ausschuss.de/ost-ausschuss-initiiert-pilotprojekt-der-ukraine.

[23] Andreas Umland: Für eine neue Osteuropa-Politik. Europas Weg nach Moskau führt über Kiew // Internationale Politik. Vol. 66. № 4, 2011. Р. 86-92. 

[24] Margarete Mommsen: Rußland unter Putin. Von der gelenkten zur imitierten Demokratie // Osteuropa. № 10, 2005. Р. 160-164; Andreas Heinemann-Grüder: Kontrollregime: Russland unter Putin&Medvedev // Osteuropa. № 9, 2009. Р. 27-48.  

[25] Thomas Ambrosio, Authoritarian Backlash. Russian Resistance to Democratization in the Former Soviet Union: Farnham, 2009; Antje Köstner: Russland. Begünstigung autoritärer Tendenzen im postsowjtischen Raum // Deutsches Institut für Entwicklungspolitik: Analysen und Stellungnahmen. № 2, 2010. Р. 1-4; Julia Bader, Jörn Grävingholt und Antje Kästner: Would Autocracies Promote Atocracy? A Political Economy Perspective on Regime-type Export in Regional Neighbourhoods // Contemporary Politics. Vol. 16. № 1, 2010. Р. 81-100.

[26] Andreas Umland: The stillborn project of a Eurasian Union. Why Post-Soviet integration has little prospects // Valdai International Discussion Club, 7.12.2011. http://valdaiclub.com/near_abroad/35800.html.

[27] См., напр., недавнюю критику в: Susanne Stewart: Prämissen hinterfragen. Plädoyer für eine Neugestaltung der deutschen Russlandpolitik // SWP-Aktuell, A50, August 2012. http://www.swp-berlin.org/fileadmin/contents/products/aktuell/2012A50_stw.pdf; Stefan Meister: Deutsche Russland-Politik // Internationale Politik. № 6, 2012. Р. 54-59.

[28] В связи с Украиной см., напр.: Wilfried Jilge. Eine verstärkte Unterstützung der Ukraine ist weiter im europäischen Interesse // Jahresbericht der Eberhard-Schöck-Stiftung 2007-2008. Baden-Baden, 2009. P. 28-33; http://www.eberhard-schoeck-stiftung.de/fileadmin/user_upload/eberhard-schoeck stiftung.de/Publikationen/esst_jb0708_v09_72dpi.pdf.

[29] См., напр.: Walter Steinmeier: Verflechtung und Integration. Eine neue Phase der Ostpolitik der EU // Internationale Politik. Vol. 62; № 3, 2007. Р. 6-11; Ralf Fücks: Neighbours Without Fences. The way forward to European Integration, not spheres of influence // IP Global Edition. Vol. 11. № 5, 2012. Р. 7-12.

[30] Markus Meckel, Georg Milbradt, Friedbert Pflüger, Christian Schwarz-Schilling, Rainder Steenblock, Rita Süssmuth, Günter Verheugen, Karsten D. Voigt: Deutsche Außenpolitik und Östliche Partnerschaft. Positionspapier der Expertengruppe Östliche Partnerschaft / Ed. Irene Hahn & Gereon Schuch. DGAPstandpunkt. № 1. Berlin, 2012.

[31] Iris Kempe: From a European Neighbourhood Policy toward a New Ostpolitik. The Potential Impact of German Policy. CAP Policy Analysis. № 6. München, 2006.

[32] Wolfgang Schäuble: Die europäische Integration voranbringen // Frankfurter Allgemeine Zeitung, 27.1.2005.

[33] См., напр., Anna Vachudova: Europe Undivided. Democracy, Leverage and Integration after Communism. Oxford, 2005. О ситуации в Украине, напр.: Iryna Solonenko: The EU's «Transformative Power» towards the Eastern Neigbourhood. The Case of Ukraine. SPES Policy Papers. Berlin, 2010. http://www.iep-berlin.de/fileadmin/website/09_Publikationen/SPES_Policy_Papers/The_EU_S_transformative_power_towards_the_Eastern_neighbourhood-_the_case_of_Ukraine_Iryna_Solonenko.pdf.

[34] Leonid Luks: Geschichte Russlands und der Sowjetunion. Von Lenin zu Putin. Regensburg, 2000. P. 243.

[35] Fyodor Lukyanov: The Eurоasian Misconception // Valdai International Discussion Club, 30.8.2012. http://valdaiclub.com/europe/48300.html.

[36] Из личного общения с Вилфридом Йилге, Ляйпцигский университет, 30.7.2012 г.

[37] Andrew Wilson: Ukraine under Yanukovych. The wrong man at the wrong time – building an authoritarian state after the «Arab Spring»: Foreign policy balancing after "Ukrainian fatigue”. Доклад на открытии 17-й летней школы «Украиникум» Университета им. Арндта, Научный Коллегиум им. Круппа, Грайфсвальд, 6.7.2012 г. См. также: idem: Was the Summit Successful? Sanctions Should Start as EU Talks Continue // Kyiv Post, 22.12.2011. http://www.kyivpost.com/opinion/op-ed/was-summit-successful-sanctions-should-start-as-eu.html.

[38] Ost-Ausschuss der Deutschen Wirtschaft, MEDEF International Confederation of Finish Industries EK, Confederation of Danish Industry, Confindustria, PKPP Lewiatan, Confederation of Empoyers and Industries of Spain, Turkish Industry and Business Association TÜSIAD, Confederation of Industry of the Czech Republic: Wachstum über bestehende Grenzen hinaus. Gemeinsamer Appell zur Visaliberalisierung mit Russland, der Türkei und Osteuropa. 25.7.2012. http://www.ost-ausschuss.de/sites/default/files/pm_pdf/Visa-Appell-deutsch.pdf.

[39] Andreas Umland: Four Political Dimensions of Ukraine’s Future Europeanization // Harvard International Review, 28.6.2011. http://hir.harvard.edu/four-political-dimensions-of-ukraine-s-future-europeanization.