«Пойдет ли газ в обход Украины в связи с запланированным строительством трубопровода по дну Черного моря?... Идет ли речь только о Газпроме, или и о других игроках?»[1]

Гюнтер Эттингер, Комиссар ЕС по вопросам энергетики, Брюссель, 25 мая 2011 года

«Крым, Малороссия, Украина, казацкие степи Казахстана, Приднестровье и Прибалтика – это родовая территория русской нации.»[2]

Дмитрий Рогозин, заместитель Премьер-министра Российской Федерации

В то время как интерес ведущих политиков и широкой общественности ФРГ к Российской Федерации за последние 20 лет заметно вырос, внимание немецких масс-медиа и влиятельных элит к другим бывшим советским республикам осталось низким. Заметное появление, например, Украины в СМИ Германии обычно увязывается с большими общественными, культурными или спортивными событиями, например, «оранжевой революцией» 2004 г., киевским конкурсом Евровидения 2005 г. или чемпионатом Европы по футболу 2012 г. Лишь изредка значимые общественные тренды в «промежуточной Европе» между ЕС и РФ, в частности такие, как лишение свободы оппозиционных политиков в Беларуси и Украине, становятся предметом адекватного освещения и обсуждения.

Правда, в среде немецких внешнеполитических и -экономических экспертов за прошедшие годы интерес к некоторым из шести стран-участниц программы Восточного партнерства ЕС усилился. Это проявляется, например, в растущем количестве публичных дискуссий и конференций по Украине или Южному Кавказу в разных научных институтах, политических фондах и гражданских организациях в Берлине. Тем не менее, для широкого общественно-политического дискурса и впредь остается типичным далеко идущее игнорирование, а иногда даже явное безразличие в отношении восточноевропейских и кавказских республик бывшего Советского Союза.

В случае с некоторыми из этих стран это особенно проблематично из-за того, что они принадлежат к числу главных жертв нацисткой агрессии во время Второй Мировой войны. В частности, Беларусь и Украина пострадали от немецкой политики уничтожения 1941-1944 гг. больше, чем, например, нынешняя Российская Федерация, большая часть которой вообще не была оккупирована Третьим Рейхом и его союзниками. Более того, Беларусь и Украина являются теми восточнославянскими государствами, которые сегодня, с одной стороны, вызывают особый интерес со стороны Москвы, а с другой - явно пребывают в тени германской политики относительно России.

Продолжающееся невнимание со стороны немецких политиков и средств массовой информации, в частности, к Украине, в последние годы стало сомнительным с точки зрения не только исторической ответственности, но и международной безопасности. Политическое значение растущей активности немецких предприятий и общественных деятелей в геоэкономике Восточной Европы – в особенности, в известных российских газопроводных проектах – осознается в недостаточной степени.

Международно поддерживаемые инвестиции Москвы по строительству и эксплуатации новых трубопроводов для российского и центрально-азиатского газа может, на первый взгляд, произвести впечатление сугубо экономических сделок между Западной и Центральной Европой и Россией. Однако они имеют и геополитическое значение, так как могут быть использованы в конфликтах вокруг будущей политической ориентации и государственного суверенитета некоторых бывших нероссийских советских республик – в первую очередь, Украины и Беларуси. Тогда как для общественности Германии это взаимоотношение остается в тумане, для украинцев тесная связь между немецко-российкими экономическими отношениями, с одной стороны, и будущей независимости и целостности украинского государства, с другой стороны, является очевидным фактом.

Неприятный привкус немецкой политики в отношении России

Политики и менеджеры ФРГ, принимающие участие в геоэкономическом сотрудничестве с Кремлем, самым решительным образом возразили бы против обвинения своей причастности к российским неоимперским схемам. Однако каждый, кому известны механизмы внутренней и внешней политики нынешнего кремлевского руководства, знает, что деятельность крупных государственных российских концернов разворачивается отнюдь не только в русле экономических прерогатив. Это касается прежде всего самого крупного игрока такого рода – концерна «Газпром» – вовлеченного в самые разные геоэкономические и полуполитические проекты внутри и вне России. При этом, как свидетельствует нынешний спор вокруг цены на газ для Украины, стремление к получению прибыли, с одной стороны, и геополитический расчет, с другой, не обязательно вступают в противоречие друг с другом.

Каждый, кому знаком внешнеполитический образ мышления сегодняшнего российского руководства, также подтвердит, что одним из приоритетов Кремля в так называемом «ближнем зарубежье» РФ является Украина. Потеря Киева – колыбели всех трех восточнославянских титульных наций – доныне вызывает фантомную боль в коллективной душе русских. Особенно раздражает многих русских «патриотов» в распаде Советского Союза то, что Крым, населенный преимущественно этническими русскими и важный как с точки зрения российской  национальной мифологии, так и военной стратегии, а также туризма, по исторической случайности отошел к Украине, а не к России. Поэтому важной целью внешней политики Кремля сегодня является как можно более тесная новая привязка Украины к Российской Федерации, а в идеале – создание нового союза трех восточнославянских (а также некоторых других бывших советских) республик. Разумеется, все это должно происходить под предводительством Москвы.

Следует, правда, согласиться с критикой Якопо Марии Пепе американского неоконсервативного постулата о том, что «экспорт [энергии в Европу А.У.] из России представляет жизненную угрозу»[3]. Такой подход ложен хотя бы ввиду того, что зависимость России и Европы является обоюдной. Не только Европа зависит от поставок российских энергоносителей. Россия также нуждается в европейском рынке сбыта нефти и газа, в особенности в платежеспособных потребителях в Западной Европе, для наполнения своего государственного бюджета. Однако многие политические обозреватели и на Востоке, и на Западе согласились бы с тем, что стабильность отношений между Москвой и Киевом, а также соблюдение элементарного баланса сил в отношениях России и Украины имеют фундаментальное значение для европейской архитектуры безопасности, возникшей после окончания «холодной войны».

В этом контексте сочетание весомого – хотя и базирующегося в основном на сырье – экономического потенциала России с частными интересами ряда значимых немецких экс-политиков, менеджеров и предпринимателей создает нездоровую смесь. Кремль искусно использует наивность, беспечность и самообман некоторых немецких деятелей относительно мотивов и геостратегического контекста российской внешнеэкономической политики в Восточной Европе. Газопровод «Северный поток» – один из крупнейших инфраструктурных проектов в истории Европы – на сегодня самый яркий тому пример. Через него по дну Балтийского моря будут осуществляться поставки российского газа, который до сих пор протекал преимущественно по территории Украины (и в меньшей мере Беларуси), в первую очередь, в Германию. Поставки в обход Украины и являются главным смыслом и целью дорогостоящего трубопровода[4]. При этом России на руку то, что во времена Советского Союза вначале были исчерпаны украинские залежи газа (за исключением сланцевых месторождений), в то время как часть сибирских месторождений долго оставалась нетронутой.

Не исключена и возможность реализации еще более дорогого – ввиду большей глубины Черного моря – российского проекта «Южный поток». Сооружение второго, черноморского газопровода имело бы далеко идущие последствия для российско-украинских отношений. В сочетании с «Северным потоком» и «Белтрансгазом», белорусским газопроводом, который уже находится под контролем «Газпрома», «Южный поток» превратил бы, выражаясь словами руководителя «Газпрома» Алексея Миллера, крупнейший стратегический актив Украины – ее газотранспортную систему (ГТС) – в «металлолом». Ведущий европейский эксперт по вопросам восточноевропейской энергетики Йонас Гретц (Цюрих) подтверждает, что «проект "Южный поток” и нацелен на то, чтобы подорвать переговорную позицию Украины как государства-транзитера [...]»[5]. Гретц отмечает касательно «Северного потока», что уже этот газопровод уже «размывает статус Украины как важнейшего транзитного государства для поставок российского газа в Европу, что усиливает позицию "Газпрома” на переговорах и повышает возможность применения газа как политического инструмента»[6]. Другой западный обозреватель и вовсе высказывает мнение, что «оба газопровода ["Северный” и "Южный поток” – А.У.] после завершения их строительства могли бы де факто поставлять совокупный объем газа, протекающего по территории Украины, в Европу, вследствие чего удалось бы добиться почти полного решения проблемы украинской ГТС»[7].

Следствием этого стал бы еще более сильный сдвиг в корреляции сил в Восточной Европе, чем тот, который уже произошел в результате поэтапного ввода в эксплуатацию двух первых нитей «Северного потока» в 2011-2012 гг. Столь глубокие изменения в раскладе экономических сил в Восточной Европе несут в себе угрозу подрыва европейской архитектоники безопасности. Ее, и этого не следует забывать, со времени окончания «холодной войны» неоднократно сотрясали военные конфликты на посткоммунистическом пространстве, в частности, в бывшей Югославии, Молдове, а также на Северном и Южном Кавказе.

Ряд немецких фирм и публичных деятелей пошли на несоразмерно тесное сотрудничество с государственными и близкими к правительству российскими экономическими структурами. В частности, удивляет видная роль бывших ведущих политиков Социал-демократической партии Германии (СДПГ) в дочерних кампаниях концерна «Газпром»: бывший федеральный канцлер Герхард Шрёдер с 2005 года является председателем наблюдательного совета компании по эксплуатации «Северного потока», в то время как бывший мэр Гамбурга Хеннинг Фошерау c апреля 2012 года выполняет ту же функцию в составе акционерной компании по транспортировке газа через «Южный поток». Поражает то, как без тени стеснения высокие представители немецкой социал-демократии выступают в защиту интересов государственного концерна, действующего по указаниям все более явно авторитарного режима Путина и воплощающего его сомнительные геоэкономические проекты[8]. Украинские оппозиционеры связывают, к тому же, это явление со странным сотрудничеством, которое поддерживает социал-демократическая фракция в Европейском Парламенте с Партией регионов Януковича (другими партнерами которой являются путинская «Единая Россия» и Коммунистическая партия Китая)[9].

В Германии принципиально осознают одиозность этих политических и экономических отношений части немецкой элиты с Россией. Иногда они становятся предметом едких комментариев немецких журналистов. Возможно, ввиду политической и этической амбивалентности этих отношений, дискуссии об их возможном побочном ущербе, геостратегических подтекстах и долгосрочных последствиях, однако, проходят преимущественно вполголоса. В украинских СМИ же, а также в среде украинской диаспоры, политическая дружба между Германией и Россией и растущее экономическое переплетение их интересов в последние годы стало злободневной темой. Причина этого – ощущение украинской элиты, что восточноевропейская политика Германии в сфере энергетики осуществляется за счет украинского суверенитета[10].

Правда, такие обвинения, сами по себе вводят в заблуждение. Более того, некоторые голоса в украинской прессе и провокационные политические комментарии («Четвертый рейх», «Дранг нах Остен» и т.д.) просто примитивны[11]. Еще более неуместно то, что с недавних пор немецкое пугало используется близкими к украинскому правительству «политтехнологами» для манипуляции внутриполитических настроений, в частности, когда на Ангелу Меркель взваливают вину за перебои в европейской интеграции Украины в период неуклюжего президенства Януковича.

Однако, с одной стороны, следует принимать в расчет то, что украинское государство молодо, а потому все еще хрупко. Украинская интеллигенция чутко отслеживает и резко реагирует на все, что хотя бы создает впечатление опасности для только что добытой независимости. Явная несдержанность и отдельные преувеличения в украинских оценках политики Германии по отношению к России, пронизаны недоверием не столько к Берлину, сколько к намерениям Москвы относительно Украины. До сих пор правилом в постсоветской Украине – и этого не следует забывать – была широко распространенная «германофилия», которая лишь в последнее время в связи с отношениями между Германией и Россией, которые рассматриваются как опасные для Украины, частично трансформируется в «германофобию».

С другой стороны, экономические аргументы в пользу затратных подводных газопроводов неубедительны ввиду хотя и требующей обновления, но все же высокой пропускной способности Украины. Общая стоимость «Северного» и «Южного потока» может составить около 40 млрд. евро[12]. Существуют более выгодные альтернативные стратегии обеспечения снабжения Европы газом, чем дорогостоящие оффшорные трубопроводы. Гретц обратил внимание на то, что с полным вводом в эксплуатацию «Северного потока» в конце 2012 года пропускная мощность России по поставкам газа в направлении Европы уже достигло уровня в 250 млрд. куб. м., хотя реальные потребности в экспорте газа, например, в 2011 году составляли всего лишь 112 млрд. куб. м.[13]

Часто строительство газопроводов в обход Украины оправдывается немецкой стороной тем, что для Запада Россия является исторически проверенным партнером по энергетическим вопросам. Москва, даже во времена «холодной войны» и невзирая на неоднократные политические эскалации, никогда не ставила под вопрос энергообеспечение Западной Европы. Однако при такой аргументации остается неясным, почему бывшая надежность поставок из СССР сегодня ставится в заслугу одной России, а не Украине и Белоруссии, которые также входили в состав Советского Союза. Даже иногда проскальзывающее циничное противопоставление украинской относительно «плюралистической нестабильности», с одной стороны, и российской «авторитарной стабильности», с другой, потеряло свою убедительность со времен московских декабрьских акций протеста 2011 года с последующей делегитимацией путинской политической системы. То, что Российская Федерация за прошедшие 20 лет оказалась втянутой в различные военные акции как внутри страны, так и за ее пределами, в то время как независимая Украина – невзирая на все скандальные столкновения в парламенте – с 1991 года идет по пути мирного развития, в такой аргументации не упоминается.

Помимо этого, недавнее поведение России в сфере европейской энергетической политики также вызывает мало доверия. Например, в 2009 году Кремль отозвал российскую подпись под Энергетической хартией ЕС, которую Украина уже ратифицировала. Компании по эксплуатации как «Северного», так и «Южного потока», призванные главным образом обеспечивать газом страны-члены ЕС, зарегистрированы в хорошо известном среди аналитиков постсоветских олигархов швейцарском кантоне Цуг. Во время волны похолодания в феврале 2012 года проявилась своеобразная «избирательная» надежность «Газпрома» в качестве поставщика газа. Когда концерн оказался не в состоянии удовлетворить повысившуюся потребность в газе как внутри России, так и за ее пределами, он начал ставить выполнение своих договоров в зависимость от политических предпочтений Кремля[14].

Украина и проекты российских трубопроводов

Часто в качестве аргумента в пользу строительства обходных газопроводов по дну Балтийского и Черного морей используются газовые конфликты между Украиной и Россией последних лет, а также их последствия для ЕС и опасность новых подобных разногласий. Неоспоримо и то, что нынешние проблемы Украины в сфере энергетики в значительной степени являются домашними и во многом связаны со свирепствующей коррупцией и недостаточной волей к осуществлению существенных реформ. Так в 2002 году администрацией тогдашнего президента Кучмы был упущен шанс на создание совместного украино-немецко-российского консорциума по эксплуатации и модернизации украинской ГТС[15]. В конечном счете, украинское руководство несет львиную долю ответственности за то, что ухудшающееся состояние украинской ГТС способствует повышению интереса Запада к, вообще-то, одиозным трубопроводным проектам Москвы.

И все же, во-первых, так и невыясненным остается вопрос о мере ответственности украинской стороны за перебои в поставках газа в начале 2006 и в 2009 гг. Под явным давлением не только Москвы, но и ряда западно- и центрально-европейских столиц Юлия Тимошенко, занимавшая тогда должность премьер-министра Украины, в январе 2009 года заключила газовый контракт с премьер-министром России Владимиром Путиным[16]. Украинское руководство, видимо, находилось под существенным прессингом, и оно в то время, очевидно, не имело возможности торговаться с Россией для достижения более выгодной для Украины сделки. Косвенным индикатором этого является, например, наличие в исходном варианте контракта известного условия «take or pay», в соответствии с которым клиент облагается значительными штрафами в случае отказа покупать предусмотренный контрактом объем поставок. Эта оговорка в ноябре 2009 года по крайней мере была изъята из изначального соглашения[17].

Газовый контракт 2009 года стал причиной более высокой цены на газ для Украины, чем для богатой Германии. И это несмотря на то, что Украина, благодаря Харьковским соглашениям 2010 года, получила скидку по сравнению с договором 2009 г. По новому соглашению цена для Украины на российский газ на десять лет снижается в размере 100 долларов США за тысячу кубических метров в обмен на продление до 2042 или 2047 года аренды на территорию площадью в 18 тысяч 240 гектаров в Севастополе и вокруг него, на которой размещается военная база российского Черноморского флота.

Несмотря на Харьковские соглашения и эту скидку, сегодня возникла угроза того, что по прежнему внушительная цена Украины за российский газ может стать удавкой для ее и без того шаткого государственного бюджета. Это обстоятельство и неуступчивость российской стороны на переговорах об установлении новой цены на газ для Украины позволяют сегодня Москве считать себя явным победителем газового конфликта начала 2009 года – вне зависимости от причин его возникновения. Показательно и то, что Москва в течение многих лет жаловалась на то, что Украина получала российский газ по более низким ценам, чем на мировом рынке, но теперь не желает отойти от полученной в результате кабального договора 2009 года цены на украинский газ, которая существенно превышает уровень, установленный для ее финансово значительно более сильных западноевропейских партнеров.

Во-вторых, с подводными трубопроводами связаны не только сомнительные политические практики Кремля, но и последующие затраты, а также новые риски для Европы. В связи с политической нестабильностью в черноморском регионе с «Южным потоком», оценочная стоимость строительства которого составляет не менее 18 млрд. долларов США, могут быть связаны не меньшие, а может быть и большие риски, нежели с украинским сухопутным маршрутом прохождения газа из России или Центральной Азии. «Северный поток» оставит не у дел не только часть транспортной инфраструктуры Украины, но и Словакии, а также Чешской Республики и Австрии, и сделает необходимыми инвестиции в технологию переправления объемов газа из Западной в Центральную и Восточную Европу[18].

Неясна также и будущая роль больших украинских газохранилищ, полезность которых проявилась в экстремальных климатических условиях начала 2012 года. Если в связи с переброской объемов газа, которые до сих пор проходили через территорию Украины, эти хранилища в будущем будут пустовать, ЕС может навредить сам себе. Гретц указывает на то, что при общей оценке стоимости проекта строительства газопровода по дну Балтийского моря «необходимо учитывать дополнительные затраты на строительство новых мощностей для хранения, поскольку Украина обладает мощными хранилищами, которые придется восполнить, если "Северный поток” должен будет заменить украинский транспортный коридор»[19].

Как бы не оценивалась продуманность и надежность новых подводных трубопроводов для Запада, ясно одно: чем меньше Россия нуждается в газопроводах Украины для экспорта своего газа в ЕС, тем слабее становится взаимозависимость обеих стран. Даже если – хотя в настоящее время этого не наблюдается – Украина вскоре форсирует освоение своих сланцевых месторождений и других источников энергии, для Киева альтернативы российскому газу на ближайшие годы не будет. Если российские оффшорные проекты будут полностью осуществлены, Москва шаг за шагом освободится от сковывающей ее зависимости от украинской ГТС. До сих пор всякое обострение в отношениях между Россией с Украиной и Беларусью создавало угрозу своевременным поставкам энергоносителей из Сибири и Центральной Азии в Центральную и Западную Европу. Поэтому эскалация политического напряжения между тремя странами могла нанести ущерб российскому бюджету, а также репутации Кремля как поставщика энергии.

Если же Россия в недалеком будущем окажется в состоянии выполнять большую часть своих обязательств по газовым поставкам перед Западом без обоих «братских народов», такой зависимости уже не будет. В худшем случае это может подвигнуть Кремль на более бесцеремонное поведение в вопросе соблюдения территориального суверенитета своих славянских стран-соседей. То, что такой сценарий не исключен, продемонстрировали российские акции последних 20 лет в Приднестровье, Абхазии и Южной Осетии.

За прошедшие годы Германия – по крайней мере, в глазах киевской политической элиты – выступала в роли «подносчика снарядов» в геоэкономических рокировках Кремля. К этому следует добавить, что позиция Ангелы Меркель на Бухарестском саммите НАТО весной 2008 года, возможно, оказалась решающей в принятии тогда решения об отказе Украине и Грузии в предоставлении Планов действий по обретению членства в Североатлантическом альянсе. В своей совокупности эти и другие примеры поведения Берлина возрождают у украинских комментаторов воспоминания о прежних антиукраинских или воспринимаемых как таковые акциях Германии в преддверии и во время мировых войн двадцатого века. Остается упомянуть о том, что сотрудничество Германии с государственными концернами РФ подвергается жесткой критике не только украинских патриотов, но и российских оппозиционеров, например, Алексея Навального. Российские нарекания связаны скорее с внутри-, а не с внешнеполитическим измерением такого сотрудничества, которое, по мнению Навального, усиливает авторитаризм и коррумпированность нынешних правителей Кремля[20].

На этом фоне радует недавняя инициатива немецкого предприятия «Ферросталь» по предоставлению Украине оборудования для модернизации части украинской газотранспортной системы[21]. Этот проект сопровождается Восточным комитетом немецкой экономики, которым с некоторого времени руководит авторитетный эксперт по Украине и Беларуси, доктор исторических наук Райнер Линднер. Вначале частичное, а позже, не исключено, и полное обновление украинской сети трубопроводов и хранилищ было бы менее затратным, чем «Южный поток». При условии успешной реализации оно, вероятно, сделало бы экономически еще более бессмысленными проекты «Газпрома» в Балтийском и Черном морях.

Дорогие подводные трубопроводы и без того постепенно теряют смысл ввиду снижения российских газовых запасов, освоения мировых залежей сланцевого газа, поставок сжиженного газа из Ближнего Востока, а также ряда конкурентных планов по прокладке сухопутных труб. На этом фоне некоторые обозреватели считают «Южный поток» просто кремлевским блефом. Смысл громкого протежирования газпромовского проекта, согласно этой интерпретации, заключается не в подготовке его реального осуществления, а в том, чтобы оказывать давление на Украину и побудить Киев к передаче своей газотранспортной системы, нуждающейся в санации, «Газпрому», как это сделал ранее Минск с «Белтрансгазом».

Второй пилотный германский проект аналогичной направленности, инициированный недавно Восточным комитетом немецкой экономики, касается энергосбережения – также злободневной темы для Украины, страны с одним из самых высоких уровней энергопотребления на душу населения. С помощью ряда немецких предприятий галицкий городок Жовква должен превратиться в «энергоэффективный город». Санация коммунальной инфраструктуры Жовквы посредством различных энергосберегающих технологий могла бы стать моделью для всей Украины. При этом предусмотрено вовлечение населения Жовквы в процесс энергетического переустройства посредством выставок и информационных мероприятий[22]. Эти заслуживающие одобрения инициативы Восточного комитета немецкой экономики – примеры того, как Германия может реализовать собственные интересы при одновременном оказании помощи Украине в деле модернизации ее общества и консолидации как независимого государства.

Новая восточноевропейская политика

Помимо этого, должно измениться общее видение Германией Восточной Европы, а также удельный вес интереса немецкой общественности к разным посткоммунистическим странам. В свете своего геополитического, военного и энергетического значения Российская Федерация в любом случае останется в фокусе внимания. Однако, по мере активизации Германии на востоке Европы, основанной на чувстве ответственности за бывшие преступления и на целях демократической объединенной Европы, царящая до сих пор немецкая зацикленность на России становится исторически и политически сомнительной[23].

Немецкая переориентация восточной политики должна не только учитывать страдания, которым в равной степени во время Второй мировой войны подверглись русские, украинцы и белорусы. Еще более весомый аргумент – новая общеполитическая ситуация в Восточной Европе в результате мутации структур российской власти в течение последнего десятилетия во внутриполитически авторитарный и внешнеполитически реваншистский режим[24]. Кремль ныне оказывает поддержку антидемократическим тенденциям на постсоветском пространстве.[25] Формулой «Евразийского Союза», провозглашенной Путиным в конце 2011 года, Кремль ясно озвучил свои будущие амбиции на территории бывшего СССР[26]. Уже сегодня существует взаимообусловленность между требуемым Кремлём вступлением Украины в существующий российско-беларусско-казахстанский Таможенный союз и пересмотром завышенной российской цены на газ для Украины. Чем больше различные жертвы бывшей немецкой агрессии в Восточной Европе будут ссориться друг с другом, тем менее исторически или политически оправданной будет становиться  сфокусированность Берлина на Москве.