Конец Первой мировой войны привёл к концу Оттоманской империи и предоставлению турками суверенитета малым странам Азии и сокращению европейской части владений Турции. Сжатие освободило турков от имперской необходимости поддерживать контроль над сверхбольшой территорией, протянувшейся от Аравийского полуострова до Балкан. В практическом смысле поражение решило проблему того, что турецкие стратегические интересы превосходили их силу. После Первой мировой они стали сопоставимы. Хотя страна стала значительно меньше, она также стала гораздо менее уязвимой, чем была Оттоманская империя.

Российская проблема

В то же время общая нить связывает оба периода – страх перед Россией. Со своей стороны, Россия страдает от значительной стратегической уязвимости. Каждый из её портов (Санкт-Петербург, Владивосток, Мурманск и Одесса) доступен только через проливы, контролируемые потенциально враждебными силами. Британцы блокируют различные датские проливы, японцы блокируют доступ к Владивостоку и турки блокируют доступ в Средиземное море. Российская национальная стратегия заключается в установлении контроля над Босфором, чтобы предотвратить возможную блокаду и одновременно распространить своё влияние на Средиземноморье.

Более того, россияне имеют определённый интерес в изменении формы турецкого суверенитета. В Первой мировой Оттоманская империя сотрудничала с Германией, которая сражалась с русскими. В период между войнами и во время Второй мировой войны, пока Советы были слабы или отвлечены, Турция оставалась нейтральной (до февраля 1945 года, когда она объявила войну Оси). После войны, когда Советы были сильными и проводили скрытые операции, чтобы переманить на свою сторону Турцию и Грецию, турки стали близкими союзниками США и вступили в НАТО (не взирая свою удалённость от Северной Атлантики).

С 1945 по 1991 годы Турция была связана отношениями с США. Соединённые Штаты проводили стратегию сдерживания Советского Союза на линии от Норвегии до Пакистана. Турция была ключевым элементом из-за её контроля над Босфором, но также из-за того, что просоветская Турция могла открыть двери для прямого советского давления на Иран, Ирак и Сирию. В союзе с СССР или под его влиянием, Турция прорвала бы центр американской системы сдерживания, нарушив баланс сил. Как и Германия, Турция была ключевой точкой стратегии США и НАТО.

С турецкой точки зрения у них не было других вариантов. СССР вышел из Второй мировой войны в чрезвычайно сильном положении. Западная Европа была в руинах, Китай стал коммунистическим и поддерживал военные возможности Советов, не смотря на огромные потери, которые они понесли во время войны, страны на периферии СССР (включая Турцию) не могли эффективно сопротивляться его влиянию. Учитывая важность Босфора и азиатских малых стран для СССР, Турция была его фундаментальной зоной интересов. Не способная противостоять ему в одиночку, Турция вступила в тесные отношения с США.

На протяжении Холодной войны Турция была стратегическим императивом для США. Она соседствовала с СССР на севере и двумя советскими клиентами, Сирией и Ираком, на юге. Израиль отвлёкал Сирию от Турции. Но эта стратегическая логика разрешилась в 1991 году падением Советского Союза. С тех пор альянс США и Турции фрагментировался. Российские силы ушли с Юного Кавказа и Балкан, а война на Северном Кавказе надолго связала российскую армию. Армения, Грузия и Азербайджан получили независимость. Украина также получила независимость, делая статус Российского Черноморского флота в Крыму неясным. Впервые со времён раннего СССР Турция свободна от страха перед Россией. Этот определяющий элемент турецкой внешней политики исчез, и вместе с ним и зависимость от США.

Пост-советские изменения

Для турков и американцев осознание изменений заняло определённое время. Стратегические отношения стремятся к стабильности, во многом благодаря инертности мышления, даже после того, как сформировавшее его окружение исчезает; часто требуется новая стратегическая реальность, чтобы разбудить их. Поэтому турецкие отношения с Соединёнными Штатами оставались в силе некоторое время. Их попытки вступить в ЕС продолжались. Их отношения с Израилем оставались прежними даже тогда, когда американское спонсирование турецко-израильских отношений закончилось.

Гораздо проще создать набор стратегических правил перед лицом явной угрозы, чем перед лицом неопределённого набора возможностей. Для Турции возможности стали всё больше превалировать, но определить, как их использовать, было весьма трудно. Ключевой точкой разрыва с прошлым было вторжение американцев в Ирак в 2003 году. С турецкой точки зрения вторжение было ненужным, усиливало Иран и отражало внутренние политические сложности США. Впервые со Второй мировой войны турки не только отказались участвовать в американской инициативе, но и не позволили американцам использовать турецкую территорию в качестве плацдарма для вторжения.

Турция оказалась в ситуации, где её отношения с американцами стали более опасными, чем угрозы, от которых её защищал альянс с США. И это стало поворотным пунктом в пост-советской турецкой внешней политике. Как только Турция решила не сотрудничать с США (а это было её главным принципом десятилетиями), её внешняя политика уже не могла оставаться прежней. Разрыв с США не заставил небо упасть на землю. По факту, по ходу войны в Ираке турки видели себя мудрее американцев в этом вопросе, и американцам нечего было на это возразить.

Это дало туркам возможность рассматривать иные формы отношений. Очевидным вариантом было вступление в ЕС, ведущую силу, также не поддерживающую американское вторжение. Этой общности, однако, оказалось недостаточно, чтобы сделать Турцию членом ЕС. Множество причин, от страха перед массовой миграцией турков до греческой враждебности, блокировали турецкое членство. Членство в ЕС не рассматривалось в терминах внешней политики само по себе; скорее, для секуляристов оно символизировало идею Турции, как европейской страны с европейскими ценностями. Но решение о членстве так и не было принято. В конце концов, решение европейцев блокировать турецкое членство оставило турков с более динамичной экономикой, чем большинство Европы, и без груза греческих долгов.

Провал евроинтеграции и трансформация связей с США от безусловного союза до переговорного процесса (сейчас, скорее, более желательного для США) вынудило Турцию создать новую стратегию. Эта стратегия выросла из трёх фактов.

Во-первых, Турция не сталкивается с немедленной экзистенциальной угрозой, и даже вторичные угрозы вполне решаемы.

Во-вторых, Турция быстро развивается экономически и имеет самую мощную армию в своём регионе.

И, в-третьих, Турция окружена нестабильными и опасными соседями, чья турбулентность постоянно возрастает. Ирак и Сирия нестабильны. Иран усиливает свой напор, и война между Ираном и Израилем и/или США остаётся возможной. Кавказский регион был относительно тихим, но грузинское вторжение в Осетию в 2008 году и продолжающаяся напряжённость между Азербайджаном и Арменией также стали значимыми факторами. Балканы затихли после войны в Косово, но регион остаётся недоразвитым и потенциально нестабильным. В прошлом году Северная Африка стала нестабильной, Россия стала более настойчивой, и США оказались более далёкими и непредсказуемыми.

Три процесса определяют турецкую стратегию.

Первый, это их рост в относительной силе. В регионе дестабилизирующихся стран, турецкая относительная сила растёт, что даёт Анкаре новые возможности.

Второй, это возможные угрозы турецким интересам, вызванные дестабилизацией, что толкает турков вовне, когда Анкара ищет путей справиться с нестабильностью.

Третий – это реальность, где США в процессе переопределения своей роли в регионе после Иракской войны, и уже не являются стабильной, предсказуемой силой.

Переходное состояние

Турция становится «великой силой». Ещё не стала по ряду причин, включая ограниченность своих институций для управления региональными делами, политическую базу, пока не готовую видеть Турцию в качестве главной силы или поддерживать региональное вмешательство, и регион, который не готов видеть Турцию в качестве покровительствующей, стабилизирующей силы. Для любой силы необходимо множество шагов, чтобы стать доминирующей региональной силы. Турция только начинает делать такие шаги.

В настоящем турецкая стратегия находится в переходном состоянии. Она больше не замкнута в формат Холодной войны, где она была просто частью системы альянса, но она также пока не выстроила фундамента зрелой региональной политики. Она не может контролировать регион, и не может игнорировать, что происходит. Сирийский пример показателен. Сирия – сосед Турции, и нестабильность в Сирии может повлиять на Турцию. Нет никакой международной коалиции, готовой предпринять шаги по стабилизации Сирии. Хотя Анкара вошла в состояние, в котором она устранилась от открытых действий, но сохраняет свои возможности открытыми, если события будут развиваться неприемлемо для Турции.

Когда мы рассматриваем турецкую периферию в целом, мы видим работу этой переходной внешней политики, неважно, в Ираке или на Кавказе. С Ираном Турция избегает быть частью американской коалиции, также отказываясь однозначно принять позицию Ирана. Турция не создаёт региональный баланс сил, как должна зрелая региональная сила. Скорее, она создала турецкий баланс сил, в том смысле, что турецкая сила балансирует между подчинением США и автономией. Этот период балансирования для растущей силы предсказуем, США прошли через подобную фазу между 1900 годом и началом Первой мировой войны.

Очевидно, у Турции есть две внутренние проблемы, которые нужно решить в то время, когда она движется вперёд. Мы говорим «когда она движется вперёд» потому что не существует народа, который когда-либо решил бы все свои внутренние проблемы прежде, чем играть большую международную роль. Первая проблема – это продолжающаяся напряжённость между секулярными религиозными элементами общества. Это одновременно и внутренняя напряжённость, и ситуативный вопрос внешней политики, особенно в контексте радикальных исламистов, когда любой знак исламской религиозности может вызвать тревогу немусульманских сил и изменение их отношения к Турции. Вторая проблема – это курдская проблема в Турции, как манифестировала боевая группа Курдистанская Рабочая Партия (КРП).

Первая проблема сегодня эндемична для большинства обществ, она определяет также и американскую политику. Это нечто, с чем народ должен жить. Проблема КРП, однако, уникальна. Курдский вопрос пересекается с региональным вопросом. К примеру, вопрос будущего Ирака включает в себя расширение автономии Иракского курдского региона, которое отразится на турецких курдах. Но основная проблема Турции в том, что пока курдский вопрос существует, любая внешняя сила, противостоящая турецкому росту, будет видеть в курдах турецкую слабость и будет видеть скрытое вмешательство в курдские регионы, как возможность ослабить турецкую силу.

Турция уже обеспокоена сирийскими и иранскими усилиями по сдерживанию Турции через курдских боевиков. Чем сильнее Турция становится, тем более некомфортабельно становится в этом регионе, и это усиливает турецкую уязвимость к внешнему вмешательству. Поэтому турки вынуждены обращаться к курдскому вопросу, поскольку региональное беспокойство и сепаратизм, подогреваемые внешними врагами, могут ослабить турецкую силу и обратить её текущий тренд на становление в качестве великой силы.

Парадокс в том, что чем более сильной становится страна, тем более уязвимой она может быть. США были несомненно в большей безопасности между Гражданской войной и своим вмешательством в Первую мировую, чем в любое время после этого. Также и Турция была в большей безопасности между 1991 годом и сегодня, чем она будет, когда станет великой силой. В то же время, небезопасно быть просто младшим союзником глобальной силы, учитывая риски, связанные с другими странами.

Идея долгосрочной безопасности среди других стран иллюзорна. Она не длится долго. Текущая стратегия Турции – продлить мир как можно дольше. Это означает позволить событиям вокруг её течь своим ходом в резонном допущении, что невмешательство в эти события будет угрожать Турции меньше, чем вмешательство. Но, как мы уже говорили, это переходная политика. Нестабильность на юге, рост иранской сферы влияния, углубление российского влияния на Кавказе и возможность, что США могут вновь изменить свою политику на Среднем Востоке и попробуют втянуть Турцию в стою коалицию – всё это возражает против того, что переходное станет перманентным.

Турция интересна именно из-за возможности изучить превращение из малой страны в великую силу. Великие силы менее интересны, поскольку их поведение преимущественно предсказуемо. Но управление трансформирующейся силой гораздо труднее, чем стабильной. Переходная сила сохраняет свой баланс, когда мир вокруг погружён в хаос и земля под ногами норовит выскользнуть.

Потрясения, которые переживают при этом общество и правительство, грандиозны. Они проявляют каждую слабость и тестирую каждую силу. И для Турции будет ещё нескоро, когда эта трансформация приведёт к стабильному основанию силы.

Источник: Stratfor

Перевод: Александра Роджерса, "Хвиля"