В России, когда говорят о Евразии, обычно имеют в виду постсоветское пространство. Интеграционный проект, который Москва активно продвигает последние четыре года, получил название Евразийского союза. В глазах отечественных сторонников западной ориентации – и западных наблюдателей тоже – российское евразийство всегда представлялось антитезой и западничеству, и самому Западу.

Понимание Евразии как территории бывшей Российской империи, а затем СССР, однако, устарело. Российско-советская «малая Евразия» всего лишь часть огромного, но все более «тесного» континента, и на его пространстве будут происходить события, которые определят картину XXI века. Для того чтобы ориентироваться в этом новом геополитическом контексте, требуется широкое континентальное мышление.

Становление новой Евразии

На рубеже XXI столетия Евразия, которая всегда была понятием преимущественно географическим, трансформировалась в условиях глобализации во все более взаимосвязанный экономико-политико-стратегический комплекс. Внутри него на наших глазах происходит изменение веса и роли важнейших компонентов этого самого большого континента Земли: Китая, Индии, мусульманских стран Ближнего и Среднего Востока, Европейского союза, России. Меняется и положение внешнего игрока, который в течение двух последних десятилетий претендовал на роль главной силы Евразии, – Соединенных Штатов Америки. Главный смысл происходящего состоит в том, что динамический центр континента смещается на восток, а реально и потенциально конфликтная зона – на юг и на восток. Это обстоятельство имеет далеко идущие последствия для всех стран и особенно для России, которая физически соприкасается со всеми действующими силами Евразии и впервые за 20 лет стремится вновь стать здесь активным игроком.

Коллаж Андрея Седых

Становление «новой Евразии» требует пересмотра привычных концепций. До сих пор не только политически и стратегически, но и концептуально Европа и Азия существовали порознь. Это отражало действительность. Торговые, культурные и военные контакты между Западом и Востоком были на порядок, два, три менее интенсивными, чем внутри соответствующих ареалов. Европа очень давно конституировалась в сообщество – вначале под эгидой Римской империи, затем под знаменем христианства и далее в рамках «вестфальской» системы национальных государств. Азия, напротив, никогда не представляла собой единого сообщества, зато в азиатской части Евразии традиционно существовало несколько особых «миров»: восточноазиатский вокруг Китая, южноазиатский в Индостане, наконец, исламский на Ближнем и Среднем Востоке и в Центральной Азии.

Попытки политического объединения Европы и Азии предпринимались давно – до сих пор, как правило, в имперском варианте. Александр Македонский молниеносно распространил свою власть от Балкан до Инда, но его империя не пережила своего основателя, греческая Византия на протяжении тысячи лет господствовала на Ближнем Востоке, Арабский халифат объединил территорию от Испании до Средней Азии, западноевропейские крестоносцы основывали свои королевства в Сирии и Палестине. Еще более обширной по охвату – от Китая до Восточной Европы – была Монгольская империя, созданная Чингисханом и его преемниками. С середины XV века объединителями Евразии параллельно выступали Москва, за одно столетие (1550–1650) распространившая свою власть от Волги до побережья Тихого океана, а также Османская империя, сумевшая подчинить Арабский Восток и страны юго-восточной Европы.

В Новое время инициатива в борьбе за новые рынки перешла в руки европейских купцов и стоявших за ними правительств с их армиями и флотами. За небольшими исключениями (Сиам) большинство стран Азии оказались под непосредственным контролем или в зоне влияния конкурировавших друг с другом («Большая игра» и др.) европейских государств. Азия по существу очутилась колониальным придатком Европы. Именно в этот период Российская империя, а затем Советский Союз благодаря непрерывности своей огромной территории и полиэтническому и поликонфессиональному составу населения надолго стали синонимами политической Евразии. В период своего максимального расширения – в первой половине 50-х годов XX века «советская Евразия» простиралась от Магдебурга на западе до Порт-Артура на востоке.

Геополитики классической школы – Х. Макиндер и другие считали контроль над Евразией залогом контроля над всем миром. Наиболее благоприятной стартовой позицией для установления господства над континентом считалась Восточная Европа. Следуя этой логике, Россия либо та страна, которая смогла бы подчинить своей воле Россию (например Германия), становилась реальным претендентом на мировое господство. После Второй мировой войны Советский Союз, разгромив Германию на западе и Японию на востоке и опираясь на систему подчиненных буферных государств в Европе и союз с коммунистическим Китаем, бросил вызов господствующей роли Запада во всем мире.

Перераспределение сил в 90-х

Распад на рубеже 90-х годов советской международной системы, а затем и самого СССР привел к серьезному перераспределению влияния в Евразии. Появились многочисленные «вакуумы силы», особенно на Балканах, на Кавказе и в Афганистане, где возникли или возобновились конфликты. Соединенные Штаты Америки, вышедшие из холодной войны 1947–1989 годов единственной сверхдержавой, стали активным игроком на пространстве бывшей советской империи. Европейское экономическое сообщество трансформировалось в более тесный Европейский союз, который, хотя и не стал полноценным центром силы, превратился в центр притяжения для Центральной и Восточной Европы. На востоке континента в условиях скрепленной силой политической стабильности (Тяньаньмэнь-1989) стал быстро подниматься новый экономический гигант – Китай.

Еще более важными стали изменения, вызванные процессами глобализации. Крушение замкнутого советского мира и выход из самоизоляции Китая, а также других прежде полузакрытых стран – от Индии до Турции – сняли наиболее крупные препятствия для развития торгово-экономических связей. Одновременное прекращение двух холодных войн, параллельно шедших на западе (СССР/Варшавский договор против США/НАТО) и на востоке Евразии (СССР против США и их союзников, СССР против КНР), сняло военно-политическую и идеологическую конфронтационность, на смену которой пришел – в разных формах – прагматизм, имевший прежде всего экономическую основу. Развитие средств информации, связи, транспортных коммуникаций способствовало в этих условиях «взрывному» развитию связей между людьми.

Снижение барьеров для общения привело к быстрому восстановлению исторических и культурных связей. Страны Закавказья, Средняя Азия и Казахстан, Монголия и Вьетнам «вернулись» соответственно в Западную, Центральную и Юго-Восточную Азию, сохранив при этом большинство приобретений предшествовавшего периода российско-советской модернизации. Более того, многие из этих и других государств, например Турция, Катар, Объединенные Арабские Эмираты, Кипр, Мальта, стали позиционировать себя как мосты между Востоком и Западом, Азией и Европой.

Усиливающаяся взаимосвязь уже вскоре выявила взаимозависимость. Азиатский кризис 1997-го спровоцировал дефолт России. Финансовый кризис в США 2008–2009 годов и долговой кризис в ЕС, продолжающийся с 2009-го, имели глобальные последствия. Эти последствия, однако, не привели к приостановке или даже замедлению процесса глобализации. Ежедневный торговый оборот между Китаем и объединенной Европой составил миллиард долларов, поток инвестиций ЕС – КНР превратился в улицу с двусторонним движением, более того, Китай стал восприниматься многими в качестве потенциального спасителя Европы, обремененной долгами.

Сосредоточенность Китая, Европы, Индии, России на внутренних проблемах создала условия, в которых по существу единственным активным игроком в Евразии стали США. В 90-е годы Вашингтон укрепил свои позиции в Европе благодаря расширению НАТО и его трансформации из региональной оборонительной организации в структуру для внерегиональных операций, создал удобный для себя баланс в отношениях с Россией и другими государствами на постсоветском пространстве, активно способствовал бурному развитию Китая по капиталистическому пути, сделал первые шаги к установлению более тесных отношений с Индией и, разгромив Ирак, обеспечил масштабное военное присутствие в регионе Персидского залива. В следующем десятилетии Соединенные Штаты, оказавшись под ударом террористов на собственной территории, начали две затяжные войны в Евразии – в Ираке и Афганистане. Занятие войсками США Багдада в 2003 году стало символической вершиной «однополярного момента» в мировой истории.

Возвышение Поднебесной

2010-е являют принципиально иную тенденцию. Финансовые трудности привели к тому, что военный бюджет США перестал расти и начал даже сокращаться. Вовлеченность Америки в конфликты в Евразии явно идет на спад. Американские войска были полностью выведены из Ирака в 2010 году, вывод боевых частей из Афганистана запланирован на 2014-й, а длительное пребывание после этого «обучающего контингента» выглядит проблематичным. Вопреки неоднократным предсказаниям война США против Ирана представляется все менее вероятной. Поворот американцев к Азии и Тихому океану, то есть «лицом к Китаю», означает сосредоточение сокращающихся ресурсов для ответа на вызов, который американскому доминированию в Восточной Азии и западной части Тихого океана бросает Пекин. Отношения Вашингтона и Пекина – крупных экономических партнеров и одновременно геополитических конкурентов – стали самой важной парой двусторонних отношений в современном мире. Именно вокруг них начинает группироваться евразийская и в значительной мере мировая политика.

Сам Китай при этом осторожно отходит от низкопрофильной внешней политики, завещанной в начале 90-х годов Дэн Сяопином, и обозначает стремление к международной роли, больше соответствующей его реальному значению в мировой экономике. Фактически обогнав Японию по объему валового внутреннего продукта по паритету покупательской способности (ППС), а Германию – по объему экспорта и готовясь на рубеже следующего десятилетия стать первой экономикой мира (по ППС), Китай уже превратился в самый крупный центр силы на территории Евразии. В принципе Китай вернул себе положение, которое он занимал с незапамятных времен вплоть до 40-х годов XIX века, когда Британия, а вслед за ней другие европейские державы принялись терзать его, низведя до положения полуколонии. Разница в том, что сейчас вес Китая – фактор не регионального, как прежде, а континентального, глобального значения.

Продолжающийся рост амбиций Китая, подкрепленных усилением военной мощи НОАК, уже привел помимо усложнения отношений с США к заметному усилению напряженности между Пекином и его соседями: Японией, Индией, Вьетнамом, Филиппинами – странами, с которыми у Китая налажены и развиваются тесные экономические отношения. В перспективе – усиление китайского влияния в регионах, богатых природными ресурсами, необходимыми экономике страны: на Ближнем и Среднем Востоке, в Центральной Азии, а также на стратегически важных транзитных путях – от Аденского залива до Малаккского пролива, а впоследствии и на Северном морском пути через Арктику. Индийский и Тихий океаны становятся стратегически единым водным пространством, где военно-морские силы США, Китая, Индии, Японии и других стран будут все чаще видеть флаги друг друга.

Япония, всего 75 лет назад претендовавшая на господство в Азии и остававшаяся на протяжении более ста лет ее ведущей экономикой, а в течение полувека – второй экономикой мира, с 1945 года утратила стратегическую самостоятельность, уйдя под защиту США. Дальнейшее возвышение Китая, однако, делает ставку на Вашингтон недостаточной. Еще в конце 90-х тогдашний премьер-министр Японии Хасимото выступил с идеей проведения евразийской внешней политики – не в противовес, а в дополнение к японо-американскому альянсу, сохраняющему центральное значение для Токио. Хасимото, выдвигая свою идею, имел в виду прежде всего решение проблемы энергетических и прочих природных ресурсов. В нынешних условиях японское «евразийство» может приобрести не менее важный стратегический элемент. Геополитические реальности объективно подталкивают Токио к позитивной трансформации отношений с Россией.

Благодаря своим экономическим достижениям Южная Корея добилась уровня, когда ее внешняя политика стала активно расширять горизонты, в том числе на евразийском направлении. Не только в экспертном сообществе, но и среди части политиков в Сеуле обсуждается возможность дополнить союзнические отношения с США и экономическую интеграцию с соседями – Китаем и Японией развитием политических и экономических связей с Россией.

Потенциальные лидеры

Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) за 45 лет существования превратилась в функционирующую модель экономической, политической и культурной интеграции, единственную в Азии. В состав АСЕАН входит Индонезия – потенциально еще одна великая азиатская держава, но ассоциация пока что действует как сообщество равных. Страны АСЕАН создали региональный форум, партнерами которого являются США, Китай, Европейский союз, Россия.

Индия, утвердившая в конце 90-х годов свой статус ядерной державы, проходит трудный период становления в качестве континентального центра силы. На сегодня Индия – еще региональная держава в Южной Азии, но Нью-Дели, очевидно, стремится выйти за эти рамки. Заявка на более высокую роль в мировых делах у Индии есть, но политический класс страны пока не сформировал соответствующие этой новой роли иерархию интересов, распределение ресурсов, а также стратегию достижения целей. Несомненен тем не менее тот факт, что геополитическое положение Индии, ее близкое соседство с Китаем, Пакистаном, Афганистаном, Ираном, странами Персидского залива и Центральной Азии будут способствовать более активному участию Нью-Дели в континентальной политике.

Исламистская революция, начавшаяся в 2011 году на Арабском Востоке, изменила геополитическую ситуацию в регионе. Более активную роль стали играть сами арабские страны – Саудовская Аравия, Катар, Египет, параллельно снизилось влияние США и Европейского союза, в более сложном положении оказался Израиль. Арабская исламистская революция имеет огромное значение для мусульманского мира в целом, включая страны с крупными мусульманскими меньшинствами и анклавами – Индию и Россию. В этих условиях возрастают значение и ответственность Турции – страны, которая вплоть до начала 2010-х ориентировалась главным образом на интеграцию в Европейский союз.

Неспособность ЕС интегрировать Турцию или хотя бы выработать внятную политику в отношении этой страны являлась показателем неготовности Европы выступать в качестве стратегического игрока. Сейчас Евросоюз находится в затяжном кризисе. Можно предполагать с некоторой долей уверенности, что ЕС выйдет из него более сплоченным, что переформатированный союз станет менее рыхлым. Германия постепенно и внешне неохотно выходит на позиции единоличного лидера Европы. Это лидерство скорее демократического, чем гегемонистского типа, поддерживаемое Францией и рядом менее крупных стран, в принципе способно в отдаленной перспективе превратить ЕС действительно в стратегического игрока, в первую очередь в рамках Евразийского континента. Берлин уже отчасти отрабатывает новую роль в отношениях с Москвой, Пекином, Анкарой и другими столицами. Великобритания, по-видимому, в этом случае займет промежуточное положение между новой «тесной Европой» и Соединенными Штатами Америки.

До сих пор в своем обзоре «большой Евразии» я почти не касался России и стран СНГ. Планирую посвятить этой теме следующую статью.