Совсем недавно казалось, что Москва окончательно
утратила инициативу в борьбе за влияние на постсоветском пространстве.
События последних лет, прошедших со времени глобального
финансово-экономического кризиса 2008–2009 годов, неожиданно привнесли
новое дыхание в попытки Кремля консолидировать вокруг себя хотя бы часть
территории, которую некогда занимал распавшийся СССР.
Не опасаясь конкуренции
Для государств, находящихся в европейской части постсоветского
пространства, рухнула (по крайней мере на обозримую перспективу) надежда
на интеграцию в ЕС. Суровая действительность вынудила отказаться от
представления о «европейском выборе», которое в сущности строилось на
мечте о скором приходе богатого германского или французского инвестора,
способного «вытянуть» страну на уровень высоких западных стандартов
развития и потребления.
США максимально прагматизировали свою политику на одной шестой части
суши, где располагался канувший в Лету противник в холодной войне. В
Вашингтоне отказались от бушевской стратегии продвижения демократии на
восток и сосредоточились на сохранении американского присутствия в тех
немногочисленных районах региона, которые важны с точки зрения
глобальных интересов Соединенных Штатов в сфере безопасности. Что же
касается Китая, то несмотря на его усиливающуюся экономическую мощь и
все более нарастающую активизацию на постсоветском пространстве,
перспектива иметь Поднебесную в качестве основного внешнеполитического
партнера пока не вызывает энтузиазма у расположенных здесь государств.
Таким образом, Россия, которая объявила себя преемницей СССР и
смотрит на ряд ушедших из-под власти Москвы республик сквозь призму
геополитического соперничества, оказалась в ситуации, когда она может не
опасаться конкуренции на многих окружающих ее просторах.
В свою очередь и для некоторых постсоветских государств Россия по
разным причинам оставалась хотя и не обязательно желанным, но
единственно возможным партнером, на чью поддержку следует рассчитывать.
Так, Армении Москва продолжала предоставлять «зонтик безопасности»,
значение которого еще более возросло после провала попыток нормализации
отношений между Ереваном и Анкарой. При этом напряженность вокруг
Нагорного Карабаха не только не ослабевает, но даже усиливается.
Для таких стран, как Киргизия и Белоруссия, исключительно большое
значение имеет экономическая помощь, которую они получают от России. Да и
в ряде других государств, чьи правительства по-прежнему предпочитали
воздерживаться от решительных шагов в направлении более тесного
сотрудничества с Москвой, ширилось понимание, что собственными силами,
без участия в каких-либо интеграционных проектах им едва ли удастся
добиться прогресса в социально-экономическом развитии и повышения уровня
жизни своих граждан.
В отсутствие выбора
Все эти процессы были связаны не с тем, что Россия внезапно оказалась
уж очень привлекательной для стран-соседей. Просто они обнаружили, что
иные внешние альтернативы нереалистичны. Попытки самостоятельно
выбраться из трясины посткоммунистического бытия с его системной
коррупцией, произволом чиновничества и социальным неравенством (реалий,
напоминающих происходящее в африканских государствах) так ни к чему и не
привели. Даже там, где эти попытки проходили в форме революционной
смены власти на фоне массового стремления покончить с советским прошлым.
Вот почему для России сложились крайне благоприятные, а возможно,
даже уникальные условия для реализации своих устремлений сплотить вокруг
себя бывшие республики СССР.
Понятно, что далеко не все страны интересовали Москву как
потенциальные партнеры по интеграции. Но в нынешнем посткризисном мире
значимость интеграционных проектов для РФ существенно выросла.
Кризис 2008–2009 годов показал ограниченность российских
возможностей. Стало очевидно, что опираясь на имеющиеся ресурсы, России
будет крайне сложно сохранить за собой важную роль в мировой политике.
Для того чтобы чувствовать себя увереннее на международной арене,
руководству РФ нужно представлять не только себя, но говорить от имени
группы государств, решивших создать общее экономическое пространство и
проводить согласованную политику в сфере безопасности и
внешнеэкономических связей.
Именно поэтому в последние годы Кремль так активно продвигал проект
Таможенного союза и прилагал немалые усилия по укреплению ОДКБ,
одновременно заботясь о расширении функций этой военно-политической
организации. А в 2011 году было анонсировано создание нового
международного объединения – Евразийского союза (ЕАС) с участием России,
Казахстана и Белоруссии.
Судя по всему, именно этот проект и задуман Москвой как базовый: без
его успешной реализации не удастся добиться углубления сотрудничества в
рамках всех прочих региональных организаций на постсоветском
пространстве, в которых Россия играет ключевую роль.
Проблемы нового союза
ЕАС со временем мог бы стать серьезным региональным игроком,
объединяющим производственные мощности российской и белорусской
экономики с природными ресурсами и транзитными возможностями государств
Центральной Азии. В этом случае союз являлся бы важным связующим
фактором между Большой Европой и Тихоокеанской Азией, которая будет
одним из главных локомотивов мирового развития в первой половине
нынешнего столетия.
Сама идея подобного проекта не вызывает отторжения у народов
постсоветских государств. Часть из них уже заявила о вхождении в ЕАС.
Другие намерены присоединиться к нему позднее. Однако на пути
строительства Евразийского союза существуют серьезные проблемы, которые
рискуют превратиться в непреодолимые препятствия, если не будут
учитываться президентом и правительством Российской Федерации.
Первая проблема. Сегодня проект ЕАС выглядит как бюрократическая
конструкция, разработанная чиновниками государственных ведомств
нескольких стран. Даже если предположить, что при этом были идеально
просчитаны все экономические возможности и риски, без опоры на интересы
бизнеса разных уровней интеграционные замыслы вряд ли удастся воплотить в
жизнь. Только заинтересованность бизнесменов, причем в первую очередь в
реализации крупных инфраструктурных проектов, может придать процессам
объединения устойчивость и необратимость. Создание таких условий,
которые сделали бы проект Евразийского союза привлекательным для бизнеса
на самом деле, и есть одна из главных задач, стоящих перед
руководителями всех стран-участниц и прежде всего перед российскими.
Вторая проблема – дефицит массовой поддержки. Пока во всех
интеграционных начинаниях Москва предпочитала двигаться по пути, который
казался лидерам РФ наиболее простым: они договаривались с коллегами из
сопредельных стран о двустороннем сотрудничестве в различных сферах,
подкрепляя соглашения значительной финансовой поддержкой. Такой подход
за 20 лет существования постсоветских государств неоднократно
демонстрировал свою неэффективность. Как правило, их граждане не
успевали почувствовать социально-экономические преимущества от дружбы с
Россией. Бывало, что с уходом из политики того или иного лидера, с
которым были достигнуты соответствующие договоренности, фактически
умирали и проекты сотрудничества.
По доброй воле
Этот недолгий по времени, но печальный исторический опыт указывает на
то, что интеграционные проекты могут стать успешными лишь при широком
национальном консенсусе всех стран, участвующих в их реализации. К
сожалению, на постсоветском пространстве правящие режимы не привыкли
учитывать мнение сограждан по вопросам внешней политики. Да и
внутренней, впрочем, тоже. Отношения между властью и обществом здесь
строятся не так, как в Европе. Для членства в ЕС помимо прочих условий
требовалось еще согласие большинства населения государств-претендентов,
которое определялось на всенародных референдумах.
Постсоветские подходы, основанные на верхушечных договоренностях,
делают интеграционные проекты слишком уязвимыми и зависимыми от того,
что обычно называется «субъективным фактором». Вот и сейчас нет
уверенности в том, что в России, Казахстане и Белоруссии уже сложился
общенациональный консенсус в отношении целей и задач Евразийского союза.
Более того, нет уверенности даже в том, что единая точка зрения
существует на уровне правящих элит, например, в Казахстане.
Значит ли это, что в силу названных причин проект обречен? Вовсе нет.
Сказанное лишь подтверждает: правительство РФ должно работать с
общественным мнением в первую очередь в России, но и в странах-партнерах
тоже. Если российские власти сумеют убедить людей в целесообразности
создания ЕАС, это существенно укрепит жизнеспособность проекта.
Еще одна проблема, которую российские власти обычно создают
собственными руками, связана с попытками вовлечь другие постсоветские
страны в интеграционные проекты – это касается не только Евразийского
союза – помимо воли самих этих стран.
Наиболее рельефно это прослеживается на истории российско-украинских
отношений. Очевидно, что несмотря на многочисленные экономические и
социальные трудности, любое правительство Украины будет стремиться
избегать участия в региональных проектах, предполагающих тесную форму
интеграции с Россией. В Москве, к сожалению, до сих пор исходят из того,
что соседние постсоветские государства можно принудить к вхождению в
тот или иной интеграционный проект с помощью экономического и иного
давления. На деле подобная тактика лишь усиливает отторжение
навязываемых извне альтернатив и порождает очередную волну разговоров о
«новом российском империализме».
Словом, успешность интеграционных проектов, тем более таких
амбициозных, как ЕАС, может основываться только на принципе
добровольности. Отчасти российские элиты должно успокаивать то, что в
отличие от СССР, который не мог существовать без Украины, Евразийский
союз вполне способен обойтись и без этой страны. Да и стремление взять
на себя огромные долговые обязательства и многочисленные
социально-экономические проблемы столь большой страны, как Украина,
сопряжено с серьезными рисками. У России может просто не хватить на это
ресурсов.
В данной связи целесообразнее подумать о том, как Москве строить политику на основе развития двухсторонних отношений с Киевом.
Привлекательный облик
Еще одно важное соображение для российских политиков касается
взаимодействия с постсоветскими государствами, которые – вполне
естественно – в отношениях с Россией руководствуются жестким
прагматическим интересом. Они рассчитывают получить от нее либо
экономическую помощь на долгосрочной основе, либо гарантии безопасности.
При этом ни одна страна, даже самая слабая и зависимая, не позволит,
чтобы кто-то извне определял ее внутреннюю политику и внутренний
политический порядок. Недавние истории с выборами в непризнанных или
частично признанных республиках – Приднестровье и Южной Осетии явились
ярким тому свидетельством. И там, и там московские ставленники потерпели
поражение. Поэтому в современном мире с его сложностью и многообразием
политика, имеющая перед собой цель установить всеобъемлющий контроль над
другим государством, ведет лишь к обратным результатам и заранее
обречена на провал.
Любой интеграционный проект, в котором Россия хочет играть
системообразующую роль, будь он абсолютно новый или уже имеющий
длительную историю, может рассчитывать на долгосрочные перспективы
только в том случае, если российская модель политического и социального
порядка окажется привлекательной для других постсоветских государств. А в
современную эпоху привлекательность определяется прежде всего
благосостоянием, социальной и правовой защищенностью граждан,
возможностями для их самореализации. Если в обозримом будущем этого не
произойдет и Россия сохранит за собой прежнюю роль спонсора и гаранта
безопасности, а также поля деятельности для трудовых мигрантов, но
вместе с тем не слишком приветливой соседки, рано или поздно
постсоветским государствам со стороны третьих стран будут предложены
иные интеграционные альтернативы, более интересные и перспективные.
Андрей Рябов,
член научного совета Московского центра Карнеги, председатель программы «Восток-Восток: партнерство за пределами границ»