Мировые СМИ, обращаясь к событиям, происходящим на Ближнем и Среднем Востоке, на протяжении последних нескольких месяцев все реже прибегают к привычному для «арабской весны» 2011 года оптимистическому стилю. Эйфория по поводу очередной мировой революции, на сей раз исламской, прошла, а проблемы, которые она принесла, остались.

Либеральная демократия, как и предсказывали пессимисты, не пришла на смену авторитарным режимам ни в одной из стран, где эти режимы были свергнуты. Дестабилизация охватила не только постреволюционные арабские, но и сопредельные с ними государства, в первую очередь в Африке. Расширяющаяся зона военно-политического и экономического кризиса угрожает распространиться на весь Ближний и Средний Восток, включая зону Персидского залива. При этом ни одной из сторон, соперничающих за влияние в огромном регионе и исламском мире в целом, доныне не удалось, несмотря на все потуги, получить решающего перевеса: баланс сил между Турцией, Ираном и аравийскими монархиями сохраняется.

Эр-Рияд и Тегеран – два главных соперника

Противостояние Королевства Саудовская Аравия (КСА) и Исламской Республики Иран (ИРИ) нарастает и остается главным фактором, который в перспективе способен привести к развязыванию войны в Заливе. Ирак, Йемен, Бахрейн, Ливан и (в настоящее время в первую очередь) Сирия являются основными ристалищами борьбы между Эр-Риядом и Тегераном. КСА с определенными оговорками может рассчитывать на соседние малые монархии, Марокко, Иорданию и Турцию, а ИРИ – только на собственный потенциал.

Правда, саудовскую династию ослабляют проблемы геронтологии. До сих пор руководят королевством сыновья основателя КСА Абдель-Азиза ибн-Сауда, возраст которых достигает или превышает (иногда значительно) 80 лет. Поколение внуков (один из наиболее активных его представителей – давний куратор саудовских спецслужб и архитектор «Аль-Каиды» принц Турки бин-Фейсал) до настоящего времени не допущено на высшие властные посты.

Помимо противостояния с Ираном, обострившего традиционную вражду между суннитами и шиитами, в первую очередь в арабском мире, претензии саудитов на формирование под патронатом КСА обновленного исламского халифата провоцируют на скрытое соперничество с Эр-Риядом Катар. Активно продвигаемый Саудовской Аравией проект сближения в рамках Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива входящих в него монархий, прежде всего КСА и Бахрейна (там правящая династия сохранила власть в ходе выступлений местных шиитов лишь благодаря интервенции армий ССАГПЗ), рождает опасения у потенциальных младших партнеров. Тревога вызвана возможным в будущем подчинением их национальных институтов саудовским структурам или поглощением первых вторыми. Иран в свою очередь открыто угрожает в случае возникновения такого объединения войной, мотивируя это необходимостью пресечь притеснения шиитов, в том числе в населенной ими Восточной провинции КСА.

Еще одним фактором нестабильности в регионе является декларация Эр-Рияда о «зеркальном» по отношению к ИРИ развитии ядерной программы королевства. Появление саудовского ядерного оружия вслед за иранским ЯО (точнее – получение его из Пакистана, что на протяжении нескольких десятилетий является секретом Полишинеля) откроет гонку ядерных вооружений мирового масштаба и поставит Вашингтон, патронирующий безопасность КСА, в чрезвычайно сложное положение. Предотвратить это удастся разве что в случае распада Саудовской Аравии на несколько частей, каждая из которых в отдельности будет слишком слаба для реализации каких-либо ядерных амбиций. Каким бы фантастическим в настоящее время ни выглядел подобный сценарий, в свое время он прорабатывался не только Ираном, но и США, способность которых в случае необходимости «сдавать» союзников была продемонстрирована в 2011 году на примере египетского президента Хосни Мубарака.

Иранская политическая элита значительно моложе саудовских правителей и уже потому эффективнее и работоспособнее, однако она расколота. Консервативное крыло руководства ИРИ добилось необратимого перевеса над либералами и прагматиками, вытеснив их из официального политического поля во внесистемную оппозицию, названную «Зеленым движением». Однако и сам консервативный лагерь неоднороден. Сторонники рахбара (высшего руководителя Ирана) аятоллы Хаменеи с успехом оспаривают власть у «неоконов» – сподвижников президента Махмуда Ахмадинежада, потерпевших поражение на недавних парламентских выборах. Схватка за президентский пост, которая развернется в 2013 году, делает актуальной агрессивную внешнюю политику на грани войны для обоих властных лагерей.

Коллаж Андрея Седых

Причем взгляды на реализацию ядерной программы ИРИ иранских власть имущих и оппозиционеров полностью совпадают: она является абсолютным приоритетом для будущего независимого развития страны, гарантом технологического прорыва и членским билетом в клуб мировых лидеров. Претензии ИРИ на роль региональной сверхдержавы могут быть обеспечены только наличием у Тегерана ядерного оружия, ибо «пороговый статус» ничего Ирану не гарантирует: в современных войнах даже непродолжительный временной отрезок, необходимый для обретения ЯО, способен сыграть роковую роль в судьбе «порогового государства».

У Ирана уже есть расщепляющиеся материалы для производства пяти ядерных боеприпасов, сопоставимых по мощности с бомбой, использованной США в Хиросиме. Скорость развития иранского комплекса по обогащению урана и возведения подземных ядерных объектов в Исламской Республике оставляет израильтянам менее года на проведение против ИРИ военной операции средствами, которыми они располагают. Вместе с тем иранские ВВС имеют в основном устаревшие самолеты, у Тегерана нет компактной ядерной боеголовки, которая может быть смонтирована на ракете (в том числе такой, как «Шехаб-2» или «Шехаб-3»). Это делает иранское ЯО в том виде, в каком оно, вероятно, будет разработано в ближайшее время, опасным практически только для Саудовской Аравии.

По мнению израильских источников, Иран приблизительно через три года станет обладателем ядерного оружия, что заставляет Иерусалим усиливать нажим на Вашингтон, несмотря на низкую эффективность такого давления.

Кто готов к войне и какой именно

Барак Обама не исключает войны с Ираном, и планы действий американских вооруженных сил на этот случай подготовлены. Однако президент США полагает определение сроков нанесения удара по ИРИ исключительно собственной прерогативой и более обеспокоен ноябрьскими выборами, чем иранской ядерной программой. Иран для Обамы в первую очередь – стратегически важный поставщик энергоресурсов Китаю, который признан главной угрозой для Америки в доктрине национальной безопасности Соединенных Штатов, разработанной действующей американской администрацией. Обама рассчитывает на смену политического руководства Ирана, но эта задача неразрешима даже в случае военного удара по ИРИ без последующей оккупации иранской территории.

Но вторгаться в Иран, чтобы затем оставить на его территории свои войска, ни США, ни НАТО не собираются – опыт Афганистана и Ирака свидетельствует о том, что подобные сухопутные кампании не по плечу Североатлантическому альянсу. Уже в Ливии натовцы помимо бомбардировок с воздуха, обучения формирований противников Каддафи и поставок им оружия прибегали только к точечным операциям спецподразделений на финальном этапе гражданской войны.

Угрозы военного вмешательства в сирийскую междоусобицу на стороне врагов Башара Асада находятся в сфере психологических операций. Тем более это касается Ирана. Следует отметить, что все политические группировки ИРИ в принципе готовы вести переговоры с Западом, хотя, как в свое время СССР, исключительно на собственных условиях и в формате, который не будет угрожать иранской ядерной программе. Однако до проведения в Иране выборов президента никто в Тегеране на такие переговоры не пойдет, так как будет немедленно обвинен соперниками в предательстве национальных интересов, что углубляет кризис в отношениях ИРИ и Запада. Саудовскую Аравию и Израиль это ставит перед выбором: ударить первым (или, в саудовском случае, спровоцировать удар) либо оказаться лицом к лицу с противником, получившим индульгенцию на любые действия.

Опыт «войн по доверенности» Израиля против «Хезболлы» в 2006-м и ХАМАСа в 2008–2009 годах говорит о серьезной опасности, которую эти действующие под покровительством Ирана группировки представляют даже для еврейского государства – в военном отношении сверхдержавы Ближнего Востока. Ныне они оправились от потерь, нарастили ракетный и кадровый потенциал и могут оказать израильским войскам более серьезное сопротивление.

Дополнительно осложняет ситуацию для Иерусалима отсутствие в Египте сколь-нибудь прочного режима. Каир не контролирует Синайский полуостров, где активно действуют исламские террористы и радикалы всех мастей, включая сторонников «Аль-Каиды», а также проходят иранские каналы поставок оружия в Газу. 14 взрывов газопровода на Синае остановили поставки «голубого топлива» из Египта не только в Израиль, но и в Иорданию. Обострение ситуации на полуострове, масштабная переброска туда вооружений из Ливии делают возможной в среднесрочной перспективе войну между Египтом и Израилем, спровоцировать которую в интересах Ирана.

Израильское руководство к такому повороту событий готово и считает, что конфликт практически неизбежен, несмотря на продолжающие звучать в Иерусалиме и Каире заявления о приверженности к кемп-дэвидскому миру. Широкая правительственная коалиция, сформированная в начале мая Биньомином Нетаньяху, в состав которой входят 94 депутата парламента из 120 народных избранников, открывает для него неограниченные возможности, оставляя свободу маневра в любой ситуации.

Что касается столкновения Ирана с Израилем в случае египетско-израильской войны, то оно, видимо, ограничится схватками разведок и борьбой в киберпространстве (пример – вирус «Стакнет»).

Зависший после раскола Палестинской автономии на два враждующих анклава процесс мирного урегулирования отношений между израильтянами и палестинцами с началом «арабской весны» отошел даже не на второй, а на третий план. Государство ни ФАТХ, ни ХАМАС не строят, поглощенные освоением бюджетов, выделяемых спонсорами. Газа развивается самостоятельно в качестве полукриминального территориального образования, живущего контрабандой.

Присоединение к Израилю Иудеи и Самарии – Западного берега реки Иордан с его сложившейся инфраструктурой экономической кооперации арабских населенных пунктов и израильских поселений – останавливает нежелание Иерусалима брать на себя формальную ответственность за палестинское население вдобавок к собственно израильским арабам. Единственный более или менее приемлемый выход из этого положения, позволяющий «сохранить лицо» всем сторонам, включая «коспонсоров мирного процесса» – объявление ПА по примеру Пуэрто-Рико ассоциированным с Израилем государством. Что и начинают лоббировать в Иерусалиме лидеры поселенцев и их палестинские партнеры, связанные с местными бедуинскими племенами и оседлыми кланами – «хумулами», а не с верхушкой Организации освобождения Палестины, заинтересованной в процессе государственного строительства, но не в его результате.

На фоне свержения правивших на протяжении десятилетий режимов, распада государственности в целом ряде стран и гражданских войн, охвативших арабский мир, «палестинская проблема» превратилась в меньшее из его зол. Палестинские беженцы на сегодня – наиболее устроенная и обеспеченная группа на планете по сравнению с афганскими, пакистанскими, суданскими, сомалийскими или иракскими беженцами и перемещенными лицами, число которых больше на порядок, а положение куда как хуже. Не исключено, что события в Сирии, угрожающие перекинуться на Иорданию и в полной мере сказывающиеся на Ливане, закроют «палестинскую проблему» естественным путем.

Сирийская междоусобица прошла период, когда ее можно было закончить с минимальными потерями. Оппозиция, разрозненная и неспособная к объединению, получила от «Группы друзей Сирии» и монархий Залива достаточно средств на ведение «войны до победного конца». Речь идет примерно о 750 миллионах долларов, что делает прекращение борьбы с режимом Асада и достижение компромисса с официальным Дамаском вопросом исключительно теоретическим.

Дополнительно подогревает конфликт масштабный вброс Саудовской Аравией оружия на сирийскую территорию, в том числе через Ливан. Катар размещает и оплачивает пребывание в Иордании и Турции ливийских боевиков, формально проходящих там послевоенное «лечение», а фактически готовящихся к отправке в Сирию. Это означает, что даже при отказе Лиги арабских государств от интервенции против САР (отвергли данное предложение Алжир, Ирак, Ливан и ряд менее значимых игроков), «ваххабитская ось» активно и последовательно пытается свергнуть Асада. Не исключено, что если не удастся реализовать в Сирии ливийский сценарий, Доха и Эр-Рияд сконцентрируются на физическом устранении сирийского президента и его ближайшего окружения либо попытаются при посредничестве Запада склонить их к «добровольному» уходу по йеменской модели. Как представляется, шансы на ликвидацию Башара Асада есть. Инцидент с убийством зятя главы сирийского государства генерала А. Шауката, одним из последствий которого и была согласно мнению ряда экспертов зачистка населения Хулы в порядке кровной мести, доказывает, что это возможно.

Режим со своей стороны ведет линию жесткого сопротивления попыткам захвата власти на отдельно взятых территориях боевиками (в первую очередь «Братьми-мусульманами»), помня о том, что именно такие анклавы послужили в недавнем прошлом в Ливии основой для свержения и убийства Каддафи. Майские парламентские выборы, которые с абсолютным перевесом выиграл проправительственный блок, закрыли «окно возможностей» по вовлечению в систему управления конструктивной части внутренней оппозиции. А уход Бурхана Гальюна с поста главы Сирийского национального совета – руководящего органа оппозиции внешней – означает доминирование в нем сторонников силового сценария. Впрочем, Свободная сирийская армия имеет на территории Турции лишь несколько тысяч боевиков. Куда более значительные группы дезертиров (до 15 тысяч человек) из суннитских воинских частей, расквартированных на границе с Израилем, не участвуют в борьбе против режима.

Что касается добровольного ухода от власти Асада вместе с соратниками, то примеры бывших президентов Египта и Туниса – Мубарака и Бен-Али не способствуют принятию в Дамаске предложений такого рода.

План Кофи Аннана, как и предполагали эксперты, оказался мертворожденной теорией (как и все его проекты на протяжении большей части карьеры в ООН). Хотя волнения распространились на Алеппо, где переусердствовали криминализированные пропрезидентские штурмовики «шабиха», значительная часть населения остается верной асадовскому режиму. Находившиеся в жесткой оппозиции к нему десятилетиями сирийские курды получили от официального Дамаска все, чего добивались, включая свободу действий Рабочей партии Курдистана, и потому пресекли контрабанду оружия, инфильтрацию боевиков через иракскую границу и стали представлять серьезную угрозу для Турции. Христиане, большинство шиитов и умеренные сунниты опасаются распада страны или возникновения хаоса по иракскому образцу. К тому же исламисты, в ходе начального периода волнений захватившие Хаму и другие населенные пункты, воскресили память о резне начала 80-х.

Несколько десятков переворотов и путчей, составлявших политическую историю Сирии с конца 40-х до начала 60-х, когда к власти в стране пришли алавиты во главе с Хафезом Асадом, заставляют тех, кто еще помнит «старые времена», если не поддерживать режим, то быть нейтральными к нему, считая при всех издержках Асада меньшим из зол. Это отнюдь не значит, что режим вечен: пример Ирака и Ливии говорит об обратном.

Интервенция западных государств, несмотря на их воинственную риторику, маловероятна: ее не на что и нечем проводить. Исчерпание Францией и Великобританией к середине лета 2011 года высокоточных боеприпасов, которые им в разгар ливийской кампании пришлось одалживать у Германии, обозначило Рубикон в деятельности НАТО: без участия США блок недееспособен. В какой мере президент Обама в предвыборный период будет готов начать войну – чрезвычайно затратную и с большими жертвами со стороны атакующих (неизбежными после того опыта, который арабский мир получил в Ираке и Ливии) – вопрос. Тем более что эта война может оказаться не репетицией войны с Ираном, а самостоятельной военной операцией на дальних подступах к нему. В любом случае атака на Сирию скорее всего будет означать для Тегерана необходимость поддержки Асада военным путем, от чего он пока, несмотря на все обвинения в адрес ИРИ, воздерживается: инструкторы Корпуса стражей исламской революции на территории Сирии есть, но регулярных воинских подразделений Ирана нет, как нет в отличие от времен СССР и российских войск. Отсутствие последних минимизировало для РФ риск прямого столкновения с Западом, притом что жесткая позиция Москвы в ООН вместе с КНР превратила ее в серьезного игрока ближневосточной политики.

Нури аль-Малики, поддерживающий прочные отношения с Ираном, распространил шиитскую солидарность и на Сирию. Это облегчается тем, что иракские курды действуют в унисон с сирийскими. Вывод войск США с территории Ирака значительно усиливает сепаратистские тенденции в этой стране – от Басры, полагающей себя самодостаточным нефтяным эмиратом, до Курдистана, вступившего с официальным Багдадом в затяжной конфликт из-за вопросов распределения прибыли от экспорта нефти через его территорию и эксплуатации собственных нефтяных ресурсов. При этом если на территории самого иракского Курдистана, основным инвестором в экономику которого является Турция, Соединенные Штаты могут рассчитывать на долговременное военное присутствие, остальные районы Ирака ими практически потеряны.

То же самое гарантировано США в Афганистане, где они могут закрепиться только на территории бывшего Северного альянса, на отдельных стратегических базах в пуштунских районах и на центральноазиатской постсоветской периферии. Причем в отличие от Нури аль-Малики, который удерживает бразды правления, балансируя между Турцией, арабским миром и Ираном, афганский президент Хамид Карзай не имеет никаких шансов на поддержку своего режима соседним Пакистаном. А он ключевой игрок региона, лоббирующий возвращение к власти в ИРА талибов, в первую очередь представляющих курируемую Пакистанской межведомственной разведкой ISI Кветтскую шуру. Рост производства и экспорта из Афганистана героина и легких наркотиков представляет основную угрозу, исходящую из этой страны, для Ирана, Пакистана, ЕС и постсоветского пространства – борьба с ними представляет собой борьбу с ветряными мельницами.

Попытки продвинуть в качестве альтернативы Пакистану присутствие в Афганистане Индии, предпринимаемые Госдепом Соединенных Штатов, осложнили отношения Исламабада и Вашингтона не меньше, чем несанкционированные удары по объектам на пакистанской территории американских беспилотников или операции спецназа США (наподобие той, когда в Абботабаде был ликвидирован Усама бен Ладен). Коридор для транзита натовских военных грузов в Афганистан и из него через пакистанскую территорию практически блокирован требованиями Исламабада о беспрецедентном повышении оплаты. Центральная Азия и Россия – единственный маршрут, по которому Америке и ее союзникам удастся осуществлять перевозки. Что будет означать, помимо прочего, значительный рост заинтересованности военно-политического руководства стран НАТО и особенно США в России.

Для Пакистана с его рассыпающейся экономикой, слабым президентом А. А. Зардари и стратегическим партнерством с Китаем потеря американского транзита на сегодня не представляет угрозы: страна не рассчитывает на помощь Запада, поскольку масштабы ее проблем слишком велики, чтобы их могли решить Европа или США, отягощенные последствиями мирового экономического кризиса. Взаимодействуя с Тегераном, в том числе по поставкам в Пакистан иранского газа, Исламабад все более зависит в экономическом плане от монархий Персидского залива, являясь их военно-технологическим «тылом», а иногда и напрямую поставляя инструкторов и офицерский состав в армии стран Аравийского полуострова. Ядерный потенциал, играющий для ИРП ключевую роль в системе взаимного сдерживания с Индией, представляет для членов ССАГПЗ стратегический интерес.

Региональный тяжеловес – Турция столкнулась с открытым нежеланием арабского мира подыгрывать ее премьеру Р. Т. Эрдогану в строительстве новой Османской империи. Да, в странах «арабской весны» руководство тамошних исламских партий с удовольствием говорит о «турецкой модели развития», обращаясь к светской части населения, к западным инвесторам и партнерам, но оно же в жесткой форме оппонирует попыткам турецкого премьера учить их, как именно построить эту модель. К тому же после Ливии стало ясно, что монархии Залива использовали Турцию против Каддафи и готовы использовать против Асада в Сирии отнюдь не для того, чтобы центр суннитского мира вновь, как это было вплоть до 20-х годов ХХ века, переместился в Стамбул. Превращение Саудовской Аравии из заштатной провинции, религиозные функции которой сводились во времена турецкого владычества к организации хаджа, во влиятельный и самостоятельный мировой религиозный центр, с точки зрения правящей династии, необратимо. Религиозное влияние трансформировано этой страной в политическое и экономическое.

Конкуренция КСА с Катаром, еще одной ваххабитской страной, которая на внешнеполитической арене опирается не на салафитские группы, а на «Братьев-мусульман», используя авторитет живущего в эмирате шейха Кардауи, похоже, лишь распределение функций. Это раздел суннитского мира между консервативным саудовским салафизмом и его катарской разновидностью «с человеческим лицом». Для Турции и ее варианта ислама места тут, по мнению арабов, нет. Кроме того, Анкара поддерживает взаимовыгодные отношения с Тегераном, в том числе в поставках энергоносителей (как в саму Турцию, так и на европейский рынок), и в отличие от КСА заинтересована в балансе сил между прозападными арабскими и антизападным иранским режимами.

Алжир, парламентские выборы в котором в очередной раз продемонстрировали сохранение армией контроля над избирательной системой (см. статью на стр. 12), – последняя после Сирии светская страна арабского мира вследствие накопленного протестного потенциала продолжает оставаться «пороховой бочкой». В соседнем Марокко нашли свой путь смягчения требований населения: введенная королем конституция обеспечила ему поддержку берберов и умеренных исламистов.

По всему региону – от Туниса до Египта нарастает давление салафитов, опирающихся на финансы стран Залива. В Египте президентские выборы стали очередным этапом исламской революции, напрямую столкнув интересы исламистов и армии в борьбе за высший государственный пост. Наконец, Ливия, де-факто переставшая существовать как государство, самим фактом отсутствия на африканской арене Муамара Каддафи с его проектами и инвестициями оказывает растущее дестабилизирующее влияние на континент. Отголосками его является и распад Мали с выделением туарегского Азавада, и надвигающаяся война Судана и Южного Судана. Это демонстрирует, как насильственное введение демократии на БСВ оборачивается потерей стабильности.