20/04/2012

Марин Ле Пен проклинает мое имя на каждом митинге.

Она не упускает ни малейшей возможности отпустить в мой адрес нередко даже самые грязные оскорбления.

У этого трупоеда французского зла, женщины, которая предпочитает говорить лишь о стоящей на коленях, униженной и опороченной Франции, друга арабских диктаторов, австрийских нацистов и прочих смутьянов, одним словом, врагов ее страны, еще хватает наглости называть меня представителем антифранцузских сил.

Хотя, конечно, все это по сути совершенно неважно.

Есть люди, которым в принципе не стоит отвечать.

Тем не менее, есть один момент. Причем важный момент, и мы не можем спокойно позволить кому угодно говорить о нем все, что взбредет в голову: речь идет о войне в Ливии.

Не могу не отметить того злорадного оскала, с которым кандидат от «Национального фронта» систематически связывает мое имя с именем уходящего президента. Как бы то ни было, эта «ливийская» ассоциация скорее делает мне честь, так как Николя Саркози безупречно проявил себя в этой проблеме (он был решительным, смелым, верным моим представлениям о ценностях нашей страны). Она полностью игнорирует тот факт (но это не очень серьезно), что наше товарищество, как я всегда говорил, длилось столько же, сколько и эта беспрецедентная война, это невиданное раньше спасение мирных жителей, которым угрожала гибель от рук арабского Нерона. После этого политика вновь вступила в свои права и каждый вернулся в собственный лагерь (что касается меня, последние 40 лет я так или иначе поддерживаю левых).

В то же время, я просто не могу закрыть глаза на следующие моменты:

1. Мысль о том, что в лице Каддафи мы уничтожили светскую и враждебную терроризму диктатуру. Это полный абсурд. Спросите об этом у тысяч жертв ирландской ИРА, терактов над Локерби и на рейсе UTA 772 или антисемитских терактов, которые устроили всякие Абу Нидали и прочие финансировавшиеся Каддафи палестинские экстремисты.

2. Идея о том, что падение его режима привело к дестабилизации всего региона, первым эпизодом которой стала гражданская война в Мали. Как будто туарегский сепаратизм, который начал разбег в 1916 году в Нигере, возник после смерти Каддафи! Как будто вопрос территориальной целостности этой страны не стоит уже по меньшей мере полвека! И как будто тысяча бывших наемников Каддафи, которые перешли границу в январе после исчезновения их хозяина, представляли собой угрозу в Мали (где объединились с сепаратистами из Азавада), но не в Ливии (где они сеяли ужас и расстреливали толпы людей)!

3. Повторяемая до тошноты мысль о том, что Ливия после свержения Каддафи станет жертвой племенных конфликтов, которые к тому же уже поделили страну на две или три части. Разумеется, это неверно. Прозвучавшее 6 марта от самопровозглашенных делегатов одностороннее заявление о создании не обладающего какой-либо властью или ресурсами «провинциального совета», который, кстати, не желают признавать в Бенгази и Тобруке, отнюдь не означает, что страна превращается в федерацию!

4. Представление о Ливии, которая окажется в руках сторонников радикального исламизма и подчинения законам шариата. Оно тоже ошибочно. Смешно и ошибочно. О чем-то подобным на данный момент говорил лишь один Мустафа Абдель-Джалил. Произошло это 13 сентября во время митинга в Бенгази, когда он действительно высказал пожелание об отмене тех гражданских законов, которые будут признаны несоответствующими божественным предписаниям. Тем не менее, это было всего лишь личное мнение. У него не было ни полномочий, ни даже желания заменить собой Учредительное собрание, которому поручено обрисовать контуры будущей Ливии. Кроме того, ни один другой политический или общественный деятель Ливии не высказывал подобных предложений.

5. Наконец, это мнение о том, что страна погрузилась в самоуправство, если не сказать варварство отрядов ополчений, которые избегают любого контроля властей. «Эксперты» «Национального фронта», как всегда, проявили отвратное невежество, когда решили вбить эту глупую мысль в голову своему кандидату. Мы с моим другом Марком Руселем, который стал соавтором моего будущего фильма о ливийской революции, недавно вернулись из Триполи. Мы были встревожены заявлениями правозащитных организаций о плохом обращении со ждущими суда побежденными и потребовали, чтобы нас впустили вместе с камерой в тюрьмы Мистраты. Хочу успокоить всех, кого мог поколебать этот поток дезинформации: в ливийских городах нет блокпостов на каждом перекрестке, люди вдыхают воздух свободы, о которой были вынуждены забыть на протяжение 42 лет, тюрьмы Мистраты - это ГУЛАГ и не лагеря смерти, которыми они были в эпоху «вождя».

Верная заветам своего отца Марин Ле Пен может сколько угодно с ностальгией вспоминать о тираниях, думать, что арабский мир обречен на рабство и унижение, отказывать в малейшем сострадании мирным жителям из Хомса и Алеппо, которые оказались том положении, что ожидало бы и население Бенгази, если бы международное сообщество во главе с Францией не отреагировало быстро и решительно. Пусть, это ее право. Но и я не собираюсь молчать, когда она целыми днями поливает грязью это пока еще неопределенное, но самое многообещающее событие начала XXI века.