Заседание КДКД 12 июня 2012
Докладчик Роман Химич 

   Формально Клуб дилетантов вроде бы давно завершил рассмотрение темы «Конфликты». Но по факту мы снова и снова обращаемся к этой теме. Именно ей был посвящен апрельский доклад российского антрополога Акопа Назаретяна «Историческая динамика социального насилия». В продолжение затронутой проблематики выступил 12 июня и наш одноклубник Роман Химич. Побудительной мотивацией стало для него, по его словам, «отсутствие систематического взгляда на предмет» у московского ученого и пожелание предложить свое видение контекстов, в которых возникает насилие и, шире, принуждение как особая социальная, экономическая и политическая практика.

Будучи консультантом по вопросам корпоративного управления, Роман Химич имеет опыт сопровождения корпоративных конфликтов, в которых насилие либо применялось, либо планировалось. На этом опыте он и построил свою модель – оригинальный категориальный аппарат и типовые схемы его работы. Насилие он предложил рассматривать в рамках теории и практики конфликта.

Ключевым в этой теории является понятие субъекта. На взгляд Химича, прикладная конфликтология как раз и занимается анализом и прогнозированием взаимодействий между субъектами. Под субъектом было предложено понимать целеустремленную, то есть целеполагающую и целедостигающую сущность. Такой сущностью могут обладать человеческие существа, андроиды, программы, инопланетяне, как индивиды, так и группы индивидов. Принципиальной для субъекта является способность оказывать сопротивление обстоятельствам.

Субъектом можно считать только того, кто вышел на противостояние и победил, или, по меньшей мере, не уступил. При этом масштаб субъекта определяется одним фактором – насколько крупный субъект ему противостоял. Субъектность обретается от малого к большому, в процессе решения конкретных задач, в ходе которых достигаются значимые цели. Противостоять Кучме на Майдане, будучи при этом не в состоянии обуздать ЖЭК, – это просто иллюзия.

Каждый субъект характеризуется набором своих интересов и целей. Интерес осознается как желаемое для индивида положение вещей. Однако интерес сам по себе не предполагает усилий по его достижению; он описывает статичный, а не динамичный аспект ситуации, место, но не траекторию. Динамический аспект ситуации – это цель. Цель не тождественна интересам. Траектория достижения желаемого состояния может быть сколь угодно прихотлива. Например, искусство интриги предполагает способность разработать достаточно сложную, непонятную окружающим схему достижения намеченной цели.

Схема, предложенная Романом Химичем, была центрирована вокруг понятия «субъект» и представляла собой как бы восхождение по уровням. Субъектность опиралась только лишь на волю: «Именно воля – движущая сила, фактор и предпосылка субъектности. Есть воля – будет действие, будет борьба, будет шанс на победу». Лидия Смола и Сергей Дацюк озвучили предположение, что воля это то, что преодолевает страх в условиях, когда не обеспечена базовая, по Маслоу, потребность в безопасности. Докладчик с такой трактовкой в целом согласился.

Небольшая философская дискуссия возникла между Романом Химичем, Сергеем Дацюком и Владимиром Фадеевым. Вопрос был в том, предшествует ли субъект – воле (как у Канта) или оправдано полагание воли прежде субъекта (как у Химича). В последнем случае в основании воли лежит произвол. Докладчик готов был положить в основание воли сознание, и в любом случае признал, что схему на этом уровне еще предстоит додумывать.
Выше уровня субъекта надстроилось несколько «этажей». Прежде всего – противоречие. Как пояснил докладчик, противоречие возникает, поскольку субъекты действуют в одном пространстве и посягают на одни и те, причем ограниченные, ресурсы. Столкновение интересов возникает в конкуренции за эти ограниченные ресурсы, либо же в том случае, когда один из субъектов желает использовать другого как свой инструмент.

Как только одна из сторон осознает наличие противоречия и решает действовать исходя из своих интересов, в ход идет принуждение. Это следующая ступень. Принуждение это практика, при которой одна сторона вынуждает другую совершать действия, которые не совпадают с ее интересами и целями, либо противоречат им.

Ситуация принуждения – совсем не обязательно конфликтна. Ведь принуждаемая сторона может и не осознавать воли и замысла другого субъекта. В качестве примера докладчик упомянул манипулирование (например, чувством вины) и идеологический контроль. 
Принуждение может быть скрытым, опосредованным, обезличенным. Скрытое – когда о целях и характере принуждения принуждаемая сторона не догадывается. Опосредованное – когда используется какой-либо посредник, чтобы замаскировать реального субъекта. Обезличенное – когда не известна, не проявлена принуждающая сторона.

Если принуждаемая сторона отказывается подчиниться, если попытки манипулирования и других мягких форм подчинения не срабатывают, принуждение может разворачиваться в конфликт, то есть – столкновение воль двух или более субъектов. Конфликт предполагает навязывание своей воли противной стороне. В очерченной докладчиком схеме конфликт представлял собой следующую ступеньку. Однако внутри нее он выделил несколько подуровней.

Первый – демонстрация, когда одна из сторон (во всяком случае, принуждающая) заявляет свою волю. На втором этапе – конфронтации – любая из сторон не только выказывают волю, но также и готовность к столкновению. Конфронтация это последний шаг перед столкновением, борьбой. Наконец, третий этап – столкновение, то есть ситуация, когда хотя бы одна из сторон предпринимает действия, направленные на подавление воли другой стороны. Одним из инструментов здесь становится насилие. Таким образом Роман Химич подошел к тому, чтобы дать определение насилию (чего не смог сделать Акоп Назаретян): «Насилие это форма борьбы, при которой воля одной из сторон подавляется посредством причинения ей страданий и дискомфорта любого рода (эмоционального, психологического, физического), вплоть до разрушения идентичности, увечий и гибели. Страдание может вызываться и опосредованно, путем причинения боли другим людям, например».

Следующий этап – победа, установление доминирования. Этот этап, при всей его краткосрочности, имеет очень важное символическое значение для дальнейшего разворачивания конфликта. Он сопровождается созданием совместной ментальной структуры, которая призвана направить усилия всех сторон на решение задач победителя. Для этого заключаются устные и письменные договоренности, истребуются материальные и символические ценности.

Но ошибочно думать, что конфликт заканчивается победой одной из сторон. Следующий (и теперь уже последний) этап в разрешении конфликта – это удержание доминирующих позиций. В зависимости от разных обстоятельств удержание доминирующей позиции может оказаться затратным, даже слишком, затратным настолько, что победившая сторона теряет свое превосходство. Примеры этого Химич видит в актуальной политической ситуации в Украине.
Очень четко и убедительно докладчик описал правила удержания превосходства в ситуации победы. Во-первых, не следует полагаться исключительно на насилие, нужно задействовать все возможные формы принуждения и перенаправления энергии проигравшего в желательном направлении. Во-вторых, в целях удержания победы любой убыток, который несет проигравший в конфликте, нужно компенсировать в приемлемых для победителя формах (например, символическая компенсация материальных убытков, материальная компенсация утраты статуса и так далее). В-третьих, нужно четко осознавать границу, за которой у проигравшего исчезает инстинкт самосохранения, для чего необходим постоянный мониторинг состояния проигравшего. Это важный момент из прикладной психологии: проигрыш очень сильно повышает эффективность мышления и способность к созданию разного рода схем, моделей реальности. Оставленная без внимания, эта способность рано или поздно будет направлена против победителя, что существенно повышает его риски.

Представив аудитории КДКД общую конфликтологическую схему, Роман Химич указал, что она не описывает случаи спонтанного насилия. В его понимании, столкновение спонтанное и непродуктивное, без целеполагания можно именовать агрессией или эксцессом, но конфликтом в полной мере оно не является. Также схема не имеет отношения и к жестоким традиционным практикам, таким как инфантицид (убийство младенцев).
Конфликт интересов был обозначен докладчиком как главный нерв и содержание его схемы. Но конфликты религиозные, конфликты принципов разворачиваются по несколько другим сценариям, заметил Сергей Дацюк. В начале Великой Отечественной войны Сталин провозгласил: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами». Речь шла не об интересах, даже не о классовых интересах! Роман Химич попытался вписать Сталина и Гитлера в свою модель как субъектов, осознавших противоречия и нагнетавших конфронтацию. Но в результате признал, что схема была создана для задач бизнеса, и, очевидно, подстроена именно под них. 

Поскольку были очерчены основные ограничения схемы, докладчик вернулся к теме насилия: «Насилие есть наиболее простой, конкретный и в силу этого наиболее убедительный способ подавления чужой воли. Насилие чрезвычайно привлекательно именно в силу наглядности своих результатов («мужчин убьем, женщин изнасилуем», либо же «сначала всех изнасилуем, потом всех убьем»). Насилие не только самый простой, но и самый древний, примитивный, архаичный инструмент разрешения конфликтов. Если использовать метафору организма, то я бы насилие соотнес с процессами диссоциации, то есть расщепления, разложения поступающих в организм веществ с целью их дальнейшей утилизации, использования».
Отослав к профильной литературе, Химич показал, как со временем менялось значение и роль насилия. Поначалу оно было практически единственным способом разрешения конфликтов, причем лишние рты, в лице побежденных, подлежали уничтожению. Потом, по мере перехода к более производительным методам хозяйствования появилась необходимость в рабочих руках. Так возник мотив сохранять побежденным жизнь, принуждая их к труду, поначалу неквалифицированному. Но общество идет по пути усложнения и все дороже обходится обучение, воспитание и профессиональная подготовка. Пренебрегать этими ресурсами бессмысленно, что докладчик проиллюстрировал на актуальном примере: «Убивать схваченного с поличным хакера нерационально. Рационально посадить его в бункер – и пусть работает нового хозяина. Теперь нет нужды сжигать живьем Клааса – достаточно обесценить его выбор в глазах его сына Тиля Уленшпигеля, чтоб тот отверг дороги своего отца».
Более утонченные и сложные механизмы лучше справляются с теми же задачами, которые решало раньше насилие. Оно показывает себя как слишком грубый инструмент: низок КПД, много брака. К тому же в процессе осуществления насилия эмоции берут верх над разумом: включаются древние базовые поведенческие механизмы и подавляются потоки контроля со стороны лобных долей. В состоянии аффекта изначальный замысел отодвигается на второй план и, как правило, не бывает в полной мере реализован. Как говорил еще Клаузевиц, «война развивается по своим законам».

Применение насилия не поощряется в современном мире и становится все более сложным с точки зрения организации процесса. Даже заполучив атомное оружие, американцы не смогли использовать его для установления глобального доминирования. По результатам штабных игр 50-70 имевшихся у США на тот момент атомных бомб не обеспечивали безусловной победы над СССР. Гонка вооружений может оказаться сдерживающим фактором для вооруженных сторон. Юрий Ершов напомнил, что об этом догадывался уже Альфред Нобель, изобретатель динамита.
Из всего этого Роман Химич сделал вывод, что по мере структурного усложнения насилие становится избыточным и нерациональным. В ретроспективе наблюдается все большая ритуализация насилия, отказ от крайностей ветхозаветной резни в пользу более мягких форм. Это попытался оспорить в своем содокладе Олег Бахтияров. По его мнению, уровень насилия не сокращается. Об этом, например, свидетельствует практика силовых воздействий в Украине со стороны милиции. С другой стороны, недавние Криминальные войны 90-х на постсоветском пространстве по интенсивности били все рекорды. Если в военных действиях Второй Мировой погибло около 20% личного состава, то в криминальной тольяттинской группировке выжило 50 человек из 550. Бахтияров считает насилие (и, к сожалению, жестокость) неизбежной составляющей человеческих отношений. Но при этом отстаивает необходимость контроля, чтобы «насилие в правильных руках осуществлялось правильно, в соответствии с теми задачами, ради которых насилие употребляется». Практически невозможно осуществить какой-либо проект, не прибегая к насилию. А что за жизнь без проектов? – риторически подытожил Олег Георгиевич Бахтияров. А вот Юрий Викторович Ершов считает реальным отказ, уход от насилия в межчеловеческих отношениях.

Кстати, уже в древности в китайской военной традиции высшей доблестью считалось – обойтись без вооруженного столкновения, прибегая разве что к демонстративным действиям, интригам и т.п. Для докладчика это был повод напомнить: истеблишмент, неспособный использовать механизмы «мягкого подчинения», неэффективен и неадекватен современности.
Практика кооптации элит в Украине получила негативную оценку и в статье Сергея Дацюка «Республіка благородних та глитаїв», опубликованной на Украинской Правде. На этот материал сослался Роман Химич: «Ключевой проблемой украинского общества для меня является то, что субъектностью (способностью к действию, к навязыванию своей воли и подавлению чужих воль) у нас по факту обладают только носители мироедской (хищнической, паразитической) ориентации, узко прагматичной. В результате мы имеем иерархию хищников и паразитов, которые, с одной стороны, конкурируют между собой и все солидарно угнетают несубъектное, аморфное, пассивное общество. Представители же другой, идеалистической мотивации, люди, ориентированные на поддержание и умножение общего блага, в целом не субъектны». Их субъектность, их воля к реализации общего блага, по мнению Химича, могла бы быть обнаружена не столько через насилие, сколько через скрытые и опосредованные формы принуждения, либо же через демонстрацию готовности к борьбе.

В ответ Игорь Гаркавенко в своем содокладе предложил два взгляда на историю насилия: историко-антропологический и историко-политический. Раскрывая первый их них, Гаркавенко апеллировал к левогегельянцу Кожеву, который прославился своей «диалектикой раба и господина». Суть ее в определении господина как того, кто готов поставить на кон свою жизнь. Раб же – это тот, для кого жизнь всего дороже. Созвучно это также идеям Гумилева о пассионарности. Но пассионарии и «господа» погибают первыми. Из этого следовал эмоционально окрашенный вывод о неизбежном доминировании рабской, трусливой и подлой модели поведения: «Мы получаем общество воняющих людей».

Соотношение тыла и фронта было раскрыто Игорем Гаркавенко в историко-политическом экскурсе. Если в архаический период преобладал фронт (то есть шла война всех против всех), то со временем стал преобладать тыл. Право на фронт оставили себе поначалу несколько империй, затем только две сверхдержавы… Как крайне негативную оценил Гаркавенко нынешнюю ситуацию, когда правом на развязывание войн пользуются разве что США. Впрочем, Сергей Дацюк внес в его рассуждения существенную поправку. Двум великим супердержавам, США и Китаю дала отпор маленькая героическая страна – Вьетнам. Получается, все не так уж безальтернативно?