Указом президента Российской Федерации Дмитрия Медведева писателю и сатирику Михаилу Жванецкому присвоено звание народного артиста. В третий раз. В 1991 году Михаил Михайлович стал народным артистом Советского Союза. Тогда он, наряду с Аллой Пугачевой, был включен в список, составленный первым и единственным президентом СССР Михаилом Горбачевым. В 1999 году писателя отметили аналогичным званием в Украине. Нынешнюю награду Жванецкий получил спустя две недели после своего 78-летия.

«Государство становится родиной только после того, как мы его полюбим, и оно сумеет полюбить нас в ответ»

 — Звание свалилось абсолютно неожиданно! — признался «ФАКТАМ» Михал Михалыч. — Ведь я никаких документов не подавал, не хлопотал, никакие характеристики на меня никто не требовал. Ничего! Явно кто-то что-то где-то настучал, донес на меня!

 — Это все — «одесские штучки».

 — Полагаю, это штучки кремлевские.

 — Выходит, что было до вашего первого народного (1991 год), то и осталось.

 — Усугубилось.

 — Михал Михалыч, вы же сами когда-то сказали в родной Одессе: «Холера ушла, но все то хорошее, что она принесла с собой, могло бы и остаться».

 — Безусловно. Чем мне нpавилось то вpемя — тем, что мы получали такие товаpы, для пpименения котоpых искали у себя определенные места. Наши женщины стали аpоматными и нежными. На улицах появились люди, котоpым можно было подpажать. Нас стали учить тому, что можно купить и употpебить — для этого, для этого, для этого. Дети пеpестали писать в пеленки, стали писать в пампеpсы. Это огpомное облегчение. Считаю, изобpетение пампеpсов — одно из величайших. Сколько я помню свой одесский двоp — все вpемя стиpали и pазвешивали. Спали, pожали, стиpали. Пока человек не становился взpослым, он записывал все вокpуг.

 — А потом уже становился звездой.

 — На что это вы намекаете, молодой человек! Впрочем, звездность в наши кризисные дни — даже хорошо. Тот, кто умеет что-то конкретное делать, будет жить нормально. Напомню, необходимость мышления впервые была признана еще до нашей эры. Сегодня она наконец-то отвергнута. Когда ты без мозгов, куда бы ты ни шел, получается — вперед. Без мозгов ты, конечно, больше двигаешься.

 — Например, в Москве. Как живется-работается?

 — Говорить об этом непросто, в особенности сейчас, когда минули десятилетия пребывания в одном городе с Кремлем. Занесло меня в эти края давненько. Вернее, ровно сорок лет назад меня сдали в «Эрмитаж». Именно в этом здании располагался московский театр миниатюр. Однако ощущение того, что в столице я сплю на рабочем месте, не покидает. В кабинете расстелил постель и там живу, потихоньку. Что до «работается», то лучше всего в родной Одессе, на даче, у моря.

 — На родине.

 — Столицу называют городом одного дела. Чтобы подписать одну справку, ты полдня едешь туда, полдня — обратно. Никакой жизни! Когда я сваливаю в Одессу, уже в самолете меня приглашают в гости. Я же отвечаю, что и так там буду. Все фейерверки и салюты — под моим балконом. Как при артподготовке. Еще в Одессе прокатиться на яхте приглашают олигархи.

Касательно родины. Она — это третья ступень: сначала держава, потом государство, затем уже родина. Государство становится родиной только после того, как мы его полюбим, и оно сумеет полюбить нас в ответ.

«Я не руковожу тем, что пишу. Даю честное слово! Подчиняюсь организму»

 — Дружите с новыми русскими?

 — Украинскими (улыбается). Понимаете, здесь вопрос философский, я бы сказал. Когда появились эти новые, они вызвали определенное любопытство. Сегодня они уже мне неинтересны. Да и я им, очевидно, неинтересен: вдруг обнаружил, что очень богатые люди меня не зовут, я не в их вкусе. Им подавай знакомых артистов.

 — Вы — абсолютно безвестный.

 — Для них — абсолютно. Все какое-то примитивное такое, поющее. Цыпочки, ножечки, ручечки… Такое ощущение, что нынче все заняты чем-то очень изматывающим, поэтому хотят быстро-быстро отдохнуть, освободиться. Я помню время, когда делали нечто необременительное, такое, после чего не надо было отдыхать. Теперь все устают. «Михал Михалыч, — говорят, — да не надо об этом думать». Поэтому я тоже перестал их снабжать смыслом, и все-таки хочется, если уж говорить, то поумнее немножко. Мне кажется, тут можно найти удачное соединение, но я очень боюсь, что сегодняшняя жизнь, когда мы смотрим на настоящую войну и воспринимаем ее как художественный фильм, заставит в искусстве искать беззаботность. Увы, смысл нынче оказался в резервации.

 — Над чем смеются сейчас? Ставите ли перед собой задачу написать смешно или как-то иначе формулируете?

 — Не ставлю задачу писать смешно и раньше не ставил. Просто раньше во мне это веселье било через край, и получалось. И сейчас есть некоторые вещи, ну, такие, как выборы, которые сразу вызывают во мне веселье. Вот это начинает бить фонтаном и ведет моей рукой, и ложится на бумагу. Вот и говоришь разные вещи. «Вот сегодняшняя трагедия — выборы», — пишу я. Это большая трагедия, это я еще писал о выборах в Украине. За два дня я насмотрелся: профессора, академики… Но рожи — это что-то страшное. Почему они хотят в парламент? Есть же рестораны, кафе, ночные клубы — иди туда.

 — Красота кругом и красотки.

 — Может быть. Но мы уже убедились, что красота мир не спасает. Сколько красоты сейчас показывают, сколько красивых женских тел на телеэкране. Нас держат в слегка возбужденном состоянии, а мир спасти так и не удалось.

 — Так, может, юмор его спасет?

 — Убежден. Только юмор быть должен настоящим. Над чем смеетесь — это одно, от чего смеетесь — другое. То, что происходит сегодня, это «от чего». Вот нам показали, как кто-то пукнул, крякнул. И этого хватает.

 — То ли дело выборы, смена власти в той же России.

 — Один вахту сдает, другой принимает. По старой дружбе, так сказать. Следует учитывать, что ВВП (Владимир Владимирович Путин) превратился в торговую марку, брэнд, с которым слишком многие стремятся себя ассоциировать — политики, артисты, юмористы, журналисты, кинематографисты… Кого ни возьми. Кроме того, ребята, видимо, договорились выстраивать образ власти как сильной руки, хотя я сторонник сильной головы. Впрочем, для меня важнее, чтобы говорили правду. Это почему-то стало главным. Я не руковожу тем, что пишу. Даю честное слово! Подчиняюсь организму. Если он говорит: это ложь — значит, ложь. Сейчас все опять залезли под ковер, и оттуда даже рычания не слышно. Только слюна течет. У меня в душе нет хамства, не люблю персонально обижать человека, не зная твердо, кто он такой. Вижу застенчивую улыбку нашего вновь назначено-избранного президента и думаю: это у Владимира Владимировича профессиональное или природное?

«Власть работает по принципу «делай, что говоришь, но не говори, что делаешь…»

 — К какому выводу приходите?

 — Если удастся с ним встретиться, обязательно спрошу: «Владимир Владимирович, вот вы говорите об экономическом росте. Я в этом плохо понимаю, в людях разбираюсь лучше. Разве за последнее время стало меньше взяток, смертей, голодовок, протестов?» Власть работает по принципу «делай, что говоришь, но не говори, что делаешь».

 — Как на ваше президентское (Жванецкий — президент Всемирного клуба одесситов. — Авт.) мнение, интереснее жить сейчас или было при советской власти?

 — Веселее было тогда. Такого количества идиотов «сверху» я никогда не видел. Они шли как армия, а число дураков и умных при этом было равным. Сейчас умных стало больше. Но и число дураков не уменьшилось…

 — Можете дать рецепт душевного равновесия?

 — Если бы. Пожалуй, сейчас надо только паниковать и больше ничего. Паникеры долго живут. А те, которые спокойные, рано закругляются в определенной больнице. Это как в семье. Надо постоянно допекать домашних: «Видишь, у меня нога болит? А видишь покраснение?» И глядишь, тебе кто-то что-то посоветует. Надо, надо паниковать. А наша привычка переносить все молча и якобы мужественно — скверная привычка.

 — Передается ли по наследству чувство юмора?

 — Думаю, что да. Правда, я бы не называл это чувством, лучше — способом мышления. Маленький совет. Если у вас нет чувства юмора — держите возле себя человека, у которого оно есть. Вообще, хотя бы следите за ним. Нет, развить чувство юмора невозможно. И это грустно. Грустно, когда встречаешь людей, лишенных чувства юмора, а их очень много. Особенно «патриотически» настроенных, они почему-то все его начисто лишены. Они очень серьезны. Все время трескучие фразы, бесконечная геополитика, все жутко пафосное. Абсолютно нет чувства юмора. Я, наверное, им кажусь очень мелким и вшивым, потому что я ироничен. Ну, а они мне. Так и живем…

 — Вы, понятное дело, этим чувством, способом мышления наделены. Кого же держите рядом?

 — Жену, но… дома я серьезен. Очень редко использую это дикое оружие. Если у тебя спрашивают что-то насчет денег, какой юмор здесь может быть?! Здесь надо отвечать конкретно. Было и такое, что жена в прямом смысле этого слова выбросила на улицу подаренную ей брошь. Не понравилась она ей. Это тоже свой юмор. Короче, под давлением снаружи юмор рождается внутри.

 — Можно для читателей что-то из того, что «изнутри»?

 — Можно, несколько из последнего:

 — Как живешь?

— Прекрасно!

— Ой, простите, я не туда попала.

 — Туда, туда! — закричал я, но она уже бросила трубку.

Так и живешь: ни пожаловаться, ни поделиться.