«Все профессии нужны, все профессии важны», – говаривал классик, и в воду, похоже, всё-таки не глядел. Российская пародия на капитализм, сменившая развитой и не слишком коммунизм, перевернула привычный рынок труда, сдав в утиль за ненадобностью те профессии, без которых ещё недавно, казалось бы, и жить было нельзя.

На днях, проходя Институт связи, был атакован рыжеватым хоббитом, всунувшим мне флаер. На тонком листке бумаги значилось: «Объявляет набор…».

Зашёл в приёмную комиссию, узнать за младшего брата. Абитуриентов нет. Есть девушка, принимающая документы. Поулыбались друг другу, разговорились. Оказалось: в Институте связи жуткий недобор, потому заманивают как могут.

Аналогичная история – во многих российских вузах. Ненужными оказались не только связисты, но и агрономы, инженеры, педагоги, геодезисты. Список профессий, отпочковавшихся от денежного древа жизни, продолжать можно долго, но все их объединяет одно – так или иначе они предполагают определённый багаж знаний, некий интеллектуальный ценз.

Чтобы стать условным радиоинженером, нужно проучиться пять лет, вызубрить, что такое диполь Герца или корреляционная функция, попыхтеть в лабораториях, рискуя взбодриться ударом тока от неисправного генератора или осциллографа. Начальная база становления будущего радиоинженера обширна, это категория фундаментальных знаний. Парикмахером или имиджмейкером, согласитесь, стать проще.

Девяностые, которыми так любят пугать нас нынешняя власть, ведь, на самом деле, никуда не ушли. Учёные, инженеры, медики, педагоги – те, кого принято называть работниками интеллектуального труда, продолжают сидеть на нищенских зарплатах. Командировки в условный Китай или, на худой конец, Вьетнам по-прежнему ждут как манну небесную, потому что это, во-первых, шанс что-то да посмотреть, а, во-вторых, какие-никакие, но деньги.

Две-три недели назад встретились с приятелем. Учился на два курса младше меня, факультет радиоэлектроники. Был умён и предан выбранной стезе, за что, собственно, и получил кличку «Профессор». После окончания института пошёл работать в Институт гидрофизики, один из ведущих в бывшем СССР. Хотел заниматься исследованиями, двигать науку – служить, так сказать, на благо отечества.

Вот только отечество не отвечало взаимностью. Большую часть рабочего времени приятель занимался тем, что перепаивал старые микросхемы. На все просьбы дать ему стоящее задание – в ответ либо зевали, либо стыдливо пожимали плечами; мол, рвение понимаем, но материально-техническая база не позволяет. Так что паяй, пока олово есть… Да и на сумму, полученную в конце месяца, можно было разве что два-три раза сходить в магазин.

А тут, на встречу, он вышел их «БМВ», чем заслужил мой удивлённый возглас:

– Хорошо нынче сотрудники гидрофиза зарабатывают!

– Это вряд ли, – ухмыльнулся приятель, – а вот я, да, прибарахлился…

Оказалось, что из инженера он переквалифицировался во flash-программиста. Пишет коды для приложений «В контакте». Ему-то на жизнь хватает, а вот для инженерной науки талантливого человека страна потеряла.

Как и тысячи других. Тех, кто хотел заниматься, к примеру, педагогикой, а стал топ-менеджером в фирме по установке кондиционеров с филиалами в Вязьме и Туле. Как у Гребенщикова: «Один мой приятель хотел на Северный полюс – оказался предпринимателем в Костроме».

Раньше такие, вынужденные, как говорят люди пожилые, работать не по профессии, стояли на рынках, теперь сидят в офисах. Советское «инженер» уступило капиталистическому «менеджер». Пропасть между ними зияет приличная, с одного края другого не видно. Правда, измерить эту катастрофическую бездну, в которую всё больше всматриваются инженеры, всё-таки можно. В интеллекте и знаниях.

Образованного человека видно сразу. У него – затравленный взгляд. Как следствие общего непонимания того, что творится вокруг.

Советскому Союзу нужны были кадры, которые могли бы запустить человека в космос, двигать науку, разрабатывать новую технику, вооружение. России же необходимы рабы на галерах. Чтобы гребли за свою пайку. Грузи, торгуй, перекладывай бумажки, обзванивай клиентов, управляй, наконец. Только греби и ни в коем разе не думай. А если думаешь, то думай об «американской» мечте: как же, наконец, стать успешным. Правда, на Западе, справедливости ради, мечта та же, а вот средства иные.

Прошлым летом ко мне приезжали родственники жены из Германии. Разговорились о наших профессиях, дошли до общего уровня зарплат по стране.

– Не может быть, не может быть, – не веря, тряс кучерявой головой Ойген, когда я говорил ему, что уборщица получает 200 евро, грузчик – 300, мерчендайзер – 350, а учитель и врач – по 180-200. – У нас доктор получает в двадцать раз больше уборщицы. Это же понятно…

Да, Ойген, понятно. Но не в России.

Ехал в поезде «Москва – Киев» с двумя интеллигентными дамами. Одна – врач-педиатр высшей категории, вторая – доцент кафедры биологии в вузе. Зарплаты – 150 и 180 евро соответственно.

– Доктора получу скоро, зарплату прибавят, – смеётся вторая. – Хотя эксперименты и сотней таких прибавок не окупить. Хорошо муж спонсирует, а так доктора не видать; слишком накладно…

Собственно, главная убийственная нелепость России заключается в том, что у нас врач, учёный, инженер, педагог зарабатывают меньше, чем грузчик, мерчендайзер и торговый представитель, не говоря уж о бармене или стилисте.

Система дифференциации работает чётко и просто, как топор: в супермаркете интеллигентного вида мужчина, трудящийся над развитием атомной энергетики страны, покупает распаренный под плёнкой ливер, а наглый крепыш, держащий на рынке точку с мобилками – элитную буженину.

Образованные люди не нужны власти. Ведь ум предполагает мыслительные процессы. А даже при скором обдумывании того, что творится вокруг, станет невыносимо и страшно. Настолько, что захочется либо стреляться, либо протестовать.

Потому и поставлен образованный человек фундаментальной профессии в положение аутсайдера, отщепенца. Его не просто вышвырнули с биржи труда, как отработанный материал, но и обхаяли, высмеяли. Мол, гляди вон умный пошёл – ха-ха-ха, инженеришка.

Плоды пожинаем. Согласно опросам, более 70% школьников мечтают быть менеджерами. Дети больше не играют в больницу или школу – они лучше свой мини-бар соберут. Или того гляди хуже.

На днях позвонил друг, расстроенный. Говорил о девушке, с которой встречался полгода:

– Знаешь, кем работает? Веб-моделью! Голой перед камерой крутится!

А девушка, на секундочку, с «красным дипломом» филфака МГУ. Но понять-то её можно: больше всего востребован один товар – тело. Не случайно ведь Россия вышла на первое место в мире по производству порнографии. Вот чем, оказывается, у нас заняты.