Станции контроля космического пространства первыми придумали писатели-фантасты. Фото Виктора Литовкина

Сегодня существует разброс мнений относительно феномена ПРО. И все же преобладающее – фактор ПРО становится важной составляющей не только собственно ракетно-ядерной сферы. Он плотно вмонтирован в весь комплекс международной безопасности. Насколько обоснован и устойчив интерес к фактору ПРО и не может ли он в один прекрасный день смениться чем-то иным?

Современная система международной безопасности не только преемственна, инерционна, но и очень динамична. И фактор ПРО принимает самое непосредственное участие в происходящих изменениях, играет в них двоякую роль. С одной стороны, это усложнение, деформация сложившегося глобального ракетно-ядерного уравнения хотя бы за счет трансформации стратегической «триады» в «пентаду». Это способно дестабилизирующе воздействовать на и без того неспокойный мир. С другой – фактор ПРО отчасти призван заполнить бреши в системе безопасности за счет создания некоего противовеса новым вызовам, прежде всего горизонтальным ракетно-ядерным угрозам, реальным и мнимым. Рано или поздно, но фактор ПРО, эта «аневризма» скорее всего не могла не появиться в «больном организме» международной безопасности переходного миропорядка. По крайней мере как, на первый взгляд, более «реальная» и реализуемая альтернатива неосуществимым в настоящее время ракетно-ядерному разоружению и «дырявому» нераспространению. Тем более верный учет фактора ПРО актуален в свете формирования нового мирового порядка и анализа его возможных сценариев.

МОДНЫЙ ФЕНОМЕН

Важно понимать, что феномен ПРО – среди главных символов нынешнего этапа глобального военно-политического и военно-технического развития, это одна из самых перспективных ниш гонки вооружений. Фактор ПРО многофункционален, причем эти функции взаимодополняют друг друга, конкурируют, конвертируются друг в друга в зависимости от обстоятельств. Роль и судьба разных функций ПРО различна, имеет разный временной горизонт. Среди основных функций – военно-силовая, политическая и политико-военная, экономическая и военно-технологическая. На нынешний день все они актуальны, каждая по-своему. Особое замечание для тех, кто априори считает американскую «национальную ПРО» неработающей даже в перспективе, чем-то из арсенала «звездных войн» времен Рональда Рейгана (кстати, давших мощный толчок развитию военных и гражданских технологий США).

Фактор ПРО и в настоящее время не столь «безобиден», он действует, причем очень активно, на многих направлениях. А между тем именно этот момент иногда упускают при анализе угроз и вызовов, исходящих от ПРО. Развитие и развертывание элементов ПРО США в различных странах и регионах – это модернизация существующих и освоение новых плацдармов, зон передового базирования, потенциальных рубежей противостояния. Включая их комплексное инфраструктурное оборудование, причем высокотехнологичное, для ведения современных, «инновационных» войн, отнюдь не «невозможно-глобальных», но в первую очередь региональных, а также для участия в иных конфликтах различной более низкой интенсивности.

Ну, и важно четко понимать: фактор ПРО неизбежно тянет за собой в уравнение безопасности проблему анти-ПРО, которая теперь должна рассматриваться как вечный спутник и партнер по переговорам для всего кластера-связки РЯСВ (ракетно-ядерных и стратегических вооружений) – СНВ – ПРО – анти-ПРО.

И все же каковы геополитические перспективы фактора ПРО? Для понимания этого необходимо прежде всего рассматривать его не как некую «самоценность», а как особую компоненту в рамках всего комплекса стратегических вооружений и международных отношений. При этом стоит задача всесторонне оценить фактор ПРО с позиций его реального участия в системе безопасности, глобальной и региональной, а также сделать возможное присутствие РФ в проблематике ПРО и анти-ПРО более эффективным и менее затратным. Так как в случае увлечения какими-либо направлениями военно-технического развития, без критичной на это нужды, может не хватить средств и ресурсов для предотвращения, парирования и ликвидации иных, более реальных для РФ угроз и вызовов, военных и невоенных, внешних и внутренних.

В целостном, экологически хрупком мире между странами, обладающими сверхразрушительным потенциалом, которым «есть что терять» (сегодня это и Китай) возможны ли ракетно-ядерные обмены? Если нет (и даже если да), то ПРО явно «не при делах», от ее присутствия мало что зависит. Подчеркиваем, это относится к сегодняшней ситуации относительной глобальной стабильности, при нынешнем конкретном состоянии геополитики, техники и морали, нынешних (не ниже) балансах РЯСВ, в первую очередь для двусторонних российско-американских отношений. Но если боевой потенциал ПРО действительно выйдет за рамки макетных демонстраций и станет реальной компонентой военно-силовых и политико-военных уравнений, то само его наличие может оказаться провоцирующим для любых необдуманных действий, конвертироваться в мощное средство политического, политико-военного и прямого силового давления и шантажа.

Мы вовсе не выступаем в качестве «заклинателей змей», пытающихся загнать фактор ПРО «назад в корзину». Ситуация настоящего и грядущего может сделать ПРО (и весь сегмент ПРО/ПВО) востребованной в различном качестве в разных обстоятельствах, в потенциальных конфликтах различного уровня. Очевидно, в мире существуют страны и силы, например, на бывшей геостратегической периферии (ГСП), в будущем все более значительно вовлеченные в проблемы глобальной и региональной безопасности, ее ракетно-ядерной составляющей. В отношении этих стран и сил фактор ПРО может рассматриваться, в том числе и Россией, в качестве реального средства сдерживания. Но это все же во многом должна быть «другая ПРО», по масштабам, иным характеристикам, чем создаваемая США, а также планируемая на перспективу. Она явно избыточна для продекларированных Вашингтоном целей – нейтрализации и подавления одиночных несанкционированных запусков или происков стран-изгоев.

Мы не стали бы абсолютизировать количественные характеристики РЯСВ у возможных оппонентов РФ при оценке угроз ее ракетно-ядерной безопасности. Не исключено, что «менее опасен» вменяемый, предсказуемый, цивилизационно совместимый партнер-оппонент с 2 тыс. боеголовками, чем брутальный, несистемный инсургент-фанатик только с 20. «Разоружение» и «безопасность» – все же не тождественные категории: «принципа аквариума» никто не отменял. Даже безо всяких ПРО сокращение СНВ РФ, пусть взаимное, ниже определенной планки, может стать дестабилизирующим, с утратой самой идеи сдерживания и нанесения неприемлемого ущерба. Фактор ПРО в этом случае лишь усиливает данную констатацию, делает ее более контрастной. Поэтому в обозримой перспективе какие-либо двусторонние или многосторонние переговоры по «разоружению», сокращению СНВ и РЯСВ в целом (без существенных положительных подвижек в глобальной и региональной геополитике, а они вроде бы пока не просматриваются) следует считать не соответствующими интересам РФ. Причем вне зависимости от состояния дел и возможных достигнутых договоренностей конкретно по ПРО.

ДВЕ СТОРОНЫ ПРОТИВОРАКЕТНОЙ ОБОРОНЫ

Работа по практическому созданию собственной связки ПРО и анти-ПРО – это одна сторона подготовки РФ к обеспечению безопасности в новых условиях. Россия вынуждена этим заниматься, страхуясь от неопределенностей современного мира, неадекватности поведения в будущем. Чего стоит хотя бы «идиотский» информ-зондаж, вроде бы принадлежащий «независимым американским экспертам», относительно гипотетической осуществимости «избирательного и ограниченного» нанесения ядерных ударов по российской инфраструктуре, как будто это не приведет однозначно к эскалации ракетно-ядерного конфликта до масштабов тотального. Но есть и «другая сторона медали».

Как и какими внешнеполитическими, политико-военными шагами РФ может конструктивно реагировать на наращивание США и другими странами деятельности в области ПРО, регулировать ее? Ведь именно США диктуют «моду на ПРО», возглавляют глобальную гонку в этой сфере, задают ей темп. К сожалению, в России имеются сторонники «простых» подходов. Не особо пытаясь понять, насколько далеко мы ушли от «советских» времен – и сегодня отнюдь не являемся строго паритетными партнерами по переговорам, в том числе в ракетно-ядерной сфере, по проблемам ПРО. А ведь у РФ и США объективно сейчас и тем более на перспективу очень разные траектории развития всего комплекса «пентады» стратегических вооружений – структурно-количественного и качественного.

Для США ПРО – это сегодня больше, чем просто одна из составляющих национальной обороны, внешней политики – это своего рода «национальная идея» под девизом «In BMD We Trust». Помимо прочего это возможность США наглядно продемонстрировать миру, а сегодня в первую очередь Китаю, свое безусловное глобальное технологическое лидерство.

ПРО – это также важный фактор американской внутренней, в том числе предвыборной политики. ПРО в настоящее время, тем более в условиях кризиса и ограниченных бюджетных ресурсов, является незаменимым подспорьем для военной экономики США в качестве мощного «бустера» военно-технического прогресса и стимула для разработки и создания сверхвысокотехнологичных, при этом сверхзатратных вооружений. По крайней мере по состоянию на середину 2012 года обе палаты Конгресса США отнеслись к сохранению расходов по кластеру ПРО и даже их увеличению в целом весьма благосклонно (каждая по-своему). Однако поиск дополнительных мотиваций для поддержки ПРО для США весьма злободневен. И это напрямую затрагивает интересы России.

«Горизонтальное» совершенствование военной мощи в рамках и под флагом борьбы с глобальным терроризмом оказалось для США крайне затратным, политически неоправданным с самыми неопределенными геополитическими последствиями. Для этой войны безусловно нужны элементы «инновационных» вооруженных сил с разработкой новых вооружений и способов их комплексного применения. Но все же это в целом экстенсивный тип развития средств вооруженной борьбы, а для кого-то и неочевидная трата средств налогоплательщиков. Другое дело – ПРО, которая олицетворяет собой именно «интенсивную», «инновационную» составляющую военных приготовлений, причем масштабных, престижных и по крайней мере в настоящее время находящих широкую консенсусную поддержку и в американском обществе, и в политических кругах.

Между тем для пиар-сопровождения военно-технологического развития, все более дорогостоящего, в условиях кризиса способного все же порождать критику в свой адрес и противодействие, США и Западу требуется очень серьезный внешний раздражитель. Это явно не международный терроризм, его в качестве серьезного предлога для военно-технической гонки использовать вряд ли удастся. Это и не страны-изгои, даже с очень серьезными (но вряд ли столь же серьезно обоснованными) амбициями, в том числе в области «оружия сдерживания». Хотя наличие региональных «страшилок» для США в плане создания глобальной системы ПРО определенно выгодно. Впрочем, США уже заявили, что будут «делать ПРО» вне зависимости от того, как станет развиваться военная ядерная программа Ирана. Это и не Китай – на Западе просто побаиваются позиционировать КНР в качестве подобной «мишени».

А вот РФ как бывшая глобальная сверхдержава, к тому же все еще биполярно-паритетная в области СНВ и РЯСВ, для этой роли с оговорками вполне подошла бы. Так что в рамках проблемы ПРО Россия скорее всего на данный момент нужна США в большей степени как раздражитель, чем как партнер. И карту РФ в данном качестве наверняка будут разыгрывать, а на российской стороне тоже наверняка найдутся любители и профессионалы «пободаться», сыграть с Западом именно эту партию. Поэтому сегодня в США любые, даже слабые намеки по смягчению реакции на российские предложения или критику в адрес ПРО воспринимаются чуть ли не как «национальная измена», особенно в выборный год.

ВЕРБАЛЬНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ УГРОЗЫ

У фактора ПРО имеется мощная политическая и политико-пропагандистская составляющая, причем даже в том случае, если бы его военно-силовая функция «в чистом виде» в настоящее время отсутствовала. Мегапроект ПРО как некий фактор консолидации западного мира в целом находит отклик в странах, участвующих или намеренных участвовать в нем совместно с США. Заметим, что партнеры США, особенно не с самыми сильными экономиками и политико-военным статусом в западном сообществе, а также территориально расположенные «в пограничье» с регионами, от которых может, по их мнению, исходить потенциальная опасность, способны достаточно легко оказаться под «обаянием ПРО».

Подобные страны, для которых значимы в первую очередь присутствие под «зонтиком безопасности» и партнерство с США, а не собственно ПРО, имеются, например, в окружении РФ, а также Китая. Если даже согласиться с тем, что нынешнее размещение ПРО США в Европе, как и ранее выход США из Договора ПРО-72, не несут ни для России, ни для ее РЯСВ на данный момент прямой военной угрозы, это вряд ли можно сказать о политическом ущербе. Для РФ это уже несомненно обернулось серьезным публичным унижением, еще одним указанием на несоразмерность РФ и США как геополитических величин в постбиполярном мире. Упомянем и еще один аспект – «вклад» ПРО в возможное ухудшение отношений РФ с Большой Европой, что было бы крайне нежелательно для обеих сторон в силу «естественного» характера их партнерства. А так – с помощью ПРО (насколько это в интересах США в свете их глобальной геополитики – другой вопрос) в Европе прокапывается еще один ров.

Так как все же РФ может практически повлиять на «победоносный марш» ПРО? По крайней мере до тех пор, пока Россия не будет в состоянии его купировать, найти на него достойный ответ. В любом случае списывать РФ со счетов как одного из главных глобальных игроков, пренебрегать ее подходами и позицией, в том числе по проблеме ПРО, – крайне недальновидно. Но российской политике по ПРО мешает разобщенность. Одни «кондово», в лексиконе советских времен, в оценке фактора ПРО и выработке на него российской реакции шлют анафему в адрес «вероятного противника». Другие, оперируя ТТХ сегодняшних (прежде всего сегодняшних) американских противоракет, призывают «не поднимать панику – у них все равно ничего не выйдет». Ну есть у них «лишние» амбиции и средства – пускай тратят! Третьи также против паники, но совсем по другой причине – они полагаются на «добрую волю» и «благоразумие» США и их партнеров по НАТО: это «не против нас», так что relax and enjoy. Четвертые стараются с помощью лазерной указки и дисплея «убедить» партнера-оппонента, что «он не прав» (а то он сам этого не знает). Переходящие от одного президента РФ к другому, как эстафетная палочка, мантры о «совместной ПРО», «юридических гарантиях», «правильной» трактовке ДСНВ-3 и прочие дежурные заявления и утверждения от слишком частого употребления сегодня не вызывают реакции, на которую, очевидно, рассчитывали.

Новые эсминцы hms dragon проекта 45 оснащены системой ПРО sea viper, способной противостоять любым ракетным угрозам. Фото с официального сайта Министерства обороны Великобритании

Плюрализм – это хорошо, но в прикладной геополитике такие «разводки» пагубны, когда одна «высотка» не знает и не хочет знать, что думает и собирается предпринимать другой «дом». А «угроза» начать Россией совместные с КНР работы по созданию противовеса в виде собственной объединенной ПРО и анти-ПРО была бы весьма осторожно воспринята и в самом Пекине. Следует иметь в виду, что Вашингтон в принципе против любых взаимоувязок (например, проблем ПРО и СНВ, что на деле в интересах безопасности и стабильности более чем напрашивается), способных хоть как-то повлиять на «свободу рук» в работе США по ПРО.

На Западе вполне понимают истинный «коридор возможностей и намерений» внешней, внутренней, военной, технологической политики РФ, сегодняшней и завтрашней. И этот «коридор» Запад, очевидно, вполне устраивает. Это касается и высокотехнологичного сотрудничества России и Запада, на что в Москве кое-кто возлагает излишние, на наш взгляд, надежды. Не тот общий уровень партнерства, цивилизационной и геополитической совместимости, и это полностью относится к проблематике ПРО.

Так что проблема ПРО вполне может надолго остаться в качестве серьезного «валуна» в российско-американских отношениях. Но при этом важно не заиграться, не перейти ту черту, когда разногласия превращаются во что-то большее, пагубно, драматически влияющее и на общую канву двустороннего взаимодействия, и на международный климат в целом. Нам кажется, что в использовании фактора ПРО для решения текущих политических (и прежде всего внутриполитических) задач и Россия, и США зашли слишком далеко. К сожалению, сегодня каждый «уважающий себя» политик, международный аналитик считает своим долгом «оттоптаться» на проблеме ПРО. Один из итогов такого «внимания» – проблема ПРО поднята на высоту, ею, по крайней мере сегодня, не абсолютно заслуженную – ее туда попросту «загнали» общими усилиями. И «слезать с этой макушки» будет куда труднее, чем на нее забираться.

Фактор ПРО действительно важен. Но является ли он сегодня краеугольным для состояния международной безопасности и системы международных отношений, несущей конструкцией всей совокупности российско-американского, российско-западного взаимодействия, или его кто-то осознанно делает таковым? А то ведь может создаться впечатление, что столь пристальное внимание к проблеме ПРО, акцент на ее «нерешаемости» отчасти связаны с нежеланием и неумением работать в условиях сложного переходного миропорядка с накопившимися «завалами» значительного спектра, потенциально отнюдь не менее важными и «дестабилизирующими», чем ПРО.

Кстати, при более взвешенном в контексте иных задач, вызовов и угроз современности подходе к проблеме ПРО мы по крайней мере можем избежать того «чувства глубокого разочарования», которое испытывает ряд аналитиков и военных своим слишком требовательным отношением к Договору СНВ-3, его создателям и подписантам. Поэтому сегодня РФ необходимо готовить поле для реализации иного (не для почетного отступления), более безопасного сценария, и это помимо «подстраховки» в виде неизбежных усилий по совершенствованию СНВ, способных преодолеть перспективные ПРО любого оппонента и выполнять функции сдерживания и поддержания геополитического равновесия «до лучших времен». Тем более что это позволяет ситуация: сейчас фактор ПРО «беспокоящ», но не критичен для ракетно-ядерной и национальной безопасности РФ.

НАДЕЖДА НА КОМПРОМИССЫ УМИРАЕТ ПОСЛЕДНЕЙ

Сегодня стороны в дискуссии по ПРО уверяют, что они уже сбросили весь запас для сближения позиций, а потому ожидают теперь лишь встречных шагов от партнера-оппонента (что, впрочем, не мешает США проявлять к подходам России подчеркнутое равнодушие). Очевидно, что в настоящее время нет возможностей для каких-либо прорывов, лобовых решений по ПРО. Это может быть только асимметричная политика, своего рода обходной маневр, непрямое сближение, в том числе за рамками собственно сферы ПРО. Когда фактор ПРО способен оказаться не так востребован в качестве главного действующего лица в политико-дипломатических и информационно-пропагандистских сражениях.

И вообще мы не считаем позиции США в области ПРО настолько железобетонными и неприступными, что на них не способны повлиять никакие даже самые убедительные аргументы и что предъявление их американской стороне – пустая трата времени. Причем это будут аргументы, исходящие отнюдь не только от РФ. Но чтобы их выдвигать и практически использовать, найти эффективное противоядие на активность оппонентов в области ПРО, необходимо изучать и знать их мотивации, правильно оценивать текущие и перспективные цели и задачи, подлинные и камуфлируемые, динамичный геополитический фон, влияние кризиса. В стремительно и конвульсивно глобализующемся мире, где виртуального, субъективного сегодня не меньше, чем реального, ситуация может меняться очень быстро. Вроде бы совсем еще недавно вследствие «головокружения от успехов» – победы в холодной войне США неоправданно самоуверенно, без учета собственных сил и особенностей геополитической среды, ее сложностей, бросили все на становление однополюсного, «одноценностного» миропорядка во главе с самими собой. И фактор ПРО был одним из важных составляющих данного проекта, предполагавшего создание абсолютно доминирующей военно-силовой мощи, не терпящей возражений и не требующей какого-либо учета в своей деятельности возможностей и интересов прочих акторов международных отношений.

Как и следовало предположить, проект закончился практически неудачей, способствовал разрастанию глобального системного кризиса, росту противоречий и моральному кризису в самом американском обществе. А также обернулся многими другими проблемами – для США, их партнеров и союзников, для мира в целом. Именно однополюсный блицкриг способствовал росту у ряда «несистемных», с точки зрения США и Запада, стран чувства особой неуверенности, интереса к потенциалу «абсолютной защиты». Что, в свою очередь, было использовано США в качестве повода для полномасштабных работ по ПРО. Вполне уместен вывод, что сегодня к «таранным средствам» установления однополюсного миропорядка, среди которых, безусловно, и фактор ПРО, США придется относиться совершенно иначе, чем прежде, более сдержанно в финансово-экономическом плане и политически более аккуратно. Можно допустить, что, не будь этого «однополюсного помутнения» США, со всеми вытекающими последствиями, и Договор ПРО-72 актуально существовал бы до сих пор.

В определенный момент мы слишком уверили, убедили себя (с помощью западных партнеров-оппонентов), что «литерный поезд ПРО» набрал скорость, инерцию движения и теперь будет следовать без остановок до пункта назначения (кстати, интересно, что это за «пункт»). Однако в реальной жизни «в пути случается всякое». Возможны и самоторможение ПРО – смена акцентов в политике, и «завалы на дороге» – в виде глобального кризиса с неизбежным секвестированием даже самых «дорогих сердцу» проектов. Так, в американских экспертных кругах уже слышна неробкая разноголосица по поводу необходимости создания континентальной или глобальной, включая европейскую и азиатскую, ПРО. И это не только вопросы технической выполнимости, функциональной эффективности или финансовой целесообразности.

Проблема ПРО – не российско-американский «междусобойчик» и РФ не должна восприниматься как единственный «стойкий оловянный солдатик», пытающийся в одиночку встать на пути повального увлечения ПРО. Зоны размещения ПРО – это, вне всякого сомнения, потенциальные ареалы роста нестабильности и ее распространения на сопредельные регионы. Все ли в мире, даже среди партнеров и союзников США, на это согласны? Особенно после «победоносных» войн США и поддержки ими смуты на Большом Ближнем Востоке, перспективы которой непредсказуемы, в том числе для Европы. Последняя уже почувствовала на себе авантюрную политику США и должна все же еще крепко подумать, стоит ли в условиях жестокого кризиса влезать «по шею» в долгосрочный проект под названием ЕвроПРО. Пока еще не сказал своего слова по поводу создания подсистемы глобальной ПРО в Азии Китай, а это слово может быть очень веским и для многих участников азиатского регионального уравнения безопасности. Разумеется, мы не считаем, что Вашингтон может оказаться с идеями ПРО в «почетной изоляции», но ощутимое охлаждение отношения к ним у партнеров США весьма вероятно.

Эйфория внутриамериканской поддержки фактора ПРО может легко, как и все в последнее время в США, смениться совсем другими настроениями, особенно если кризис не отпустит мир из своих объятий, а он, похоже, не собирается этого делать. Есть еще много других зацепок, которые «по мелочам» могут низвести ПРО из всеобщей любимицы до надоевшего приживалы-дармоеда. Надоедают политики, партии, модные игрушки, надоедают и «национальные программы» – и вот уже нужен новый информационный повод, новый «герой» мировой геополитики. И разочарование в ПРО-политике как в «лекарстве от всех болезней», особенно после того, как обнаружится, что она не столь уж эффективна в решении поставленных перед ней задач (не только военно-силовых) – почему бы нет?

Естественно, развитие событий может быть совсем иным, как и «судьба» фактора ПРО – в том случае, если он окажется реально задействован для парирования реальных угроз. Но это будет зависеть во многом и от самих США, одним из столпов политики которых является формирование кризисных ситуаций («доктрина управляемых кризисов») с их «успешным» силовым разрешением – на практике с переводом в длительное вялотекущее состояние. Что станет по нарастающей особенно с потерей эффективности «игр с нулевой суммой» в современном глобальном и взаимозависимом мире противоречить интересам самих США.